Вверх страницы

Вниз страницы

Jellicle Cats. Возвращение из Хевисайда.

Объявление


НОВОСТИ



В игре.

Заключительные эпизоды второй главы.
Финальный аккорд скандалов и взаимных интриг. Загадка сокрытая в подвале отеля Рассел объединила наши племена и банды в общем стремлении ее разгадать и получить неведомые сокровища.



На форуме.

А песню эту, как вы знаете, не задушишь не убьёшь... (с)
Как бы то ни было, наш форум "вернулся из Хэвисайда" и после кризиса, длившегося несколько месяцев, вновь готов встречать гостей.
Новичков, взявших на себя роли канонов, в которых форум отчаянно нуждается (Бомбалурина, Мистофелис, Плато), просим списаться с главным админом (Мангоджерри).
Старым участникам несказанно рады и ожидаем их активности как в уже начатых. так и в грядущих эпизодах.
В ближайшее время (не позднее 24.11.2013) будет введено новое правило - ники только на латинице.

Объявление




ТОПЫ

*жми - будь няшей! :3*
Рейтинг Ролевых Ресурсов - RPG TOPPalantir
Волшебный рейтинг игровых сайтовРейтинг форумов Forum-top.ru


- Что такое Хевисайд?
- Хевисайд (англ. Heavyside layer), это кошачий рай, небесная страна полная немыслимых чудес, куда отправляются достойнейшие из котов и кошек, чтобы потом возродиться к новой жизни. Чтобы подробней узнать об этой и многих других "занятностях-непонятностях", просто воспользуйся ссылками ниже ;3


НАВИГАЦИЯ






ВРЕМЯ В ИГРЕ

Вторая глава. C 13-го декабря по 30-го января.




Текущие эпизоды

  • ☽Одиссея капитана Гроултайгера

  • ☽..и начнется новый день




  • САМЫЕ-СУСАМЫЕ

    конкурсы на каникулах :3



    АДМИНИСТРАЦИЯ


    *админ, ГМ*


    *тех.часть, дизайн*



    Модераторы

    НАБОР ОТКРЫТ




    НАШИ ПАРТНЕРЫ




    Цитаты Хевисайда
    (форумная забава)

    - Серьги на ушах Манго. Так мило. *()*
    - ...
    - Или правильно "в ушах"? Как вообще можно это правильно сказать по отношению к котам? о.О
    - Манговы серьги. Это как берёзовые, только Манговы.


    Манго и Стэф(с)
    (из личного разговора)





























    Информация о пользователе

    Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



    Фанфики рыжика

    Сообщений 1 страница 7 из 7

    1

    Итак. По просьбам трудящихся - теперь мои сочинялки и на "Возвращении".

    0

    2

    Рождественский маскерад
    http://s1.uploads.ru/Mnk0c.jpg

    0

    3

    Пролог

    1

    Декабрь. В этом слове так много значений для каждого. Это и зима, и холод, и игра в снежки, и приближение того праздника, который ждут все дети в Англии, в США - во всём мире. Все ждут его, все к нему готовятся. Всё движется, всё неспокойно в Адвент. Скоро будет Рождество.

    И Лондон не может быть безучастным - улицы засыпаны снегом, от дома к дому протянуты гирлянды. Каждый вечер весь этот огромный город озаряется миллиардами огней. Машины снуют туда и сюда: люди едут за подарками своим семьям. Все магазины под вечер заполняются народом, и автор этих строк может только сочувствовать тому, кто решится пойти купить хлеба в это время. Но самое странное то, что никак не получается в этой праздничной суматохе разглядеть тех, в ком читатели так сильно нуждаются. Что они сейчас делают в предпраздничные дни? Чем занимаются? Ответ не заставит себя ждать.

    2

    Я спускаюсь на одну из станций метро. Днём и ближе к вечеру поезда уходят и приходят наполненные людьми до отказа. На платформе тоже полный хаос - развернуться просто негде. Остаётся только ждать.

    Уже достаточно поздно - народу меньше, а в вагонах гораздо просторнее. Я всё-таки сажусь на один из поездов. Стоит ли говорить, что никаким праздником здесь и не пахнет? Люди просто физически не способны радоваться - все устают от навалившейся на них кутерьмы. Ни о каком ожидании чуда тоже речи быть не может. И стоит ли требовать от настолько замученных людей, чтобы они радовались и размышляли о Рождестве Христовом, если даже любимый всеми Санта выглядит для них торговой маркой? Лучше будет оставить их в покое?

    Новая станция. Голос из динамика объявляет, куда мы приехали, но меня это мало волнует. Двери открываются и заходят ещё несколько людей. Моё внимание привлекает девушка, вошедшая последней и севшая буквально напротив меня, может быть, чуть левее. Что-то мне в ней кажется удивительно знакомым. Стараясь не сконфузить её, я вскользь осматриваю её лицо и, как тот, кто пишет эту историю, пытаюсь понять, где я мог её видеть. Светлые волосы, выглядывающие из-под шапочки; особого цвета глаза; аккуратная фигура... Следует сказать, что она молода, даже очень.

    Но на следующей станции мне на глаза попадается ещё один объект, зашедший в вагон, - паренёк лет 25-и. В глаза сразу бросается контраст между лицом и стилем одежды. Весь одетый в чёрное, строго и аккуратно, но выражением своего лица он производит впечатление человека доброго и весёлого, шутливого даже. Про себя осуждаю его за то, что он без шапки в такую погоду - парень может похвастаться всем, кроме огромной копны волос на голове, которая снабжала бы его теплом. В правой руке - футляр с инструментом. По очертаниям можно понять, что это скрипка.

    Блеск в глазах. Музыкант скорым (почти неуловимым) взглядом окидывает зашедшую станцией раньше девушку. К чему бы это? После чего отходит в конец вагона и раскрывает футляр. И вот он из чёрного "ларца" этот лакированный деревянный шедевр. Парень готовится играть. С видом мастера, выступающего перед неискушённой публикой, довольного возможностью поразить её, он помещает скрипку на левое плечо и плавным движением смычка берёт первые ноты мелодии. Я сижу в лёгком культурном шоке от того, какую мелодию он начинает играть. Даже странно предположить, что эта мелодия в такую пору, как Рождество, могла стать для меня шокирующей. Как она известна, как она прекрасна в своей неспешности; казалось бы, этим звукам, этим нотам совершенно не место в метро. Но дальше - больше.

    - Тихая ночь, дивная ночь.
    Под звездой тишь, покой, - начинает поначалу практически шёпотом вторить мелодии девушка, сидящая напротив меня. Она, напевая, подходит к скрипачу. Но вот по всему вагону, будто бы набирая с Небес силу, уже разливается чудесный голос, славящий рождение Спасителя. В этом вагоне ещё никогда так не звучал этот гимн. По факту, "Тихая ночь" наверняка ещё никогда здесь не звучала, а это увеличивает эффект от данной сцены в десятки раз. Устанавливается совершенно особая атмосфера; люди как будто пробудились ото сна и слушают прекрасное пение. Вечерний Лондон выходит из своей предрождественской спячки, его поднимают на ноги строки одной из самых знаменитых рождественских песен. Музыка звучит со всей своей мощью, и девушка поёт так, как будто каждый такт песни, протяжный и торжественный, отбивается в её сердце:

    - ... Ты Своим Рождеством, - но всё хорошее когда-нибудь заканчивается. Молча, не выражая ни единой эмоции (как будто это абсолютно нормально - петь и играть на скрипке в метро), парочка проходит к выходу. Парень убирает скрипку в футляр. Новая станция; вновь открываются двери, и эта странная пара исчезает так же легко, как и появилась. Я ещё долго не могу успокоить себя и как-то осмыслить увиденное. Так и остаюсь в вагоне, неотрывно смотря в спины актёров трёхминутного перфоманса, покуда не закроются вновь двери, и поезд не унесёт меня прочь от станции, на которой вышли герои этой короткой рождественской истории, этой яркой секундной зарисовки.

    3

    Люди удивлены. Все обсуждают произошедшее - вагон ожил. Многие, думается, хотели бы догнать вышедшую на станции парочку и попросить их рассказать о себе. Может быть, им бы даже начали предлагать деньги. Но как бы то ни было, все остались проникнуты таким необычным, неожиданным, но неоспоримо прекрасным исполнением рождественского гимна - Дух Рождества вновь вернулся в сердца людей. Наконец-то можно увидеть улыбки и радость, веселье. Кажется даже, что в вагоне краски прибавили в яркости, а огни станций вернули себе былое сияние, перестав растворятся в светло-серой сутолоке суматошных дней. Грядёт праздник, грядёт рождение Иисуса Христа. Наконец! вот время возгласить уже следующий гимн. На языке уже вертятся строки первого куплета, вытесняемые строками другого гимна, не менее радостного и громкого.

    Но если я так и останусь в вагоне метро, то никакого праздника не будет ни для меня, ни для читателя, ведь актёры до ужаса наглым образом покинули сцену прямо в середине (даже в начале) спектакля. Было бы глупо ставить точку из-за такой безалаберности этих двоих. Поэтому мне придётся оставить своё физическое воплощение и переместиться на платформу, на которую вышли музыканты. Теперь я совершенно отстранённый наблюдатель.

    Вот эти двое вышли из "подземелья" метро и идут по улице. Парень немного поёживается от холода: оделся он, как я уже упомянул, явно не по погоде. В чёрных, как смоль, волосах видны маленькие снежинки. Девушка идёт несколько отстранённо, как бы не замечая его. Он же смотрит на неё, пытаясь то ли поймать её взгляд, то ли заставить её посмотреть на него. Скрипач то смотрит на девушку, то поворачивает голову вперёд. На губах раз за разом появляется мечтательная улыбка, которая тут же пропадает. Наконец парень тихо говорит:

    - Это было просто волшебно, знаешь? Просто прекрасно!

    - Ты же помнишь, что это планировалось, как шутка. Как что-то несерьёзное, или нет? - девушка немного не разделяет воодушевления своего спутника.

    - Да, может быть и так, но ты заметила, как люди смотрели на нас. Это была не просто шутка, не просто желание увидеть реакцию людей. Они действительно что-то почувствовали, хоть мы имеем к Рождеству самое косвенное отношение, - говорил, смотря под ноги, паренёк. - Но они не могли не почувствовать - ты так прекрасно пела. И эта скрипка звучала как никогда хорошо.

    - Где ты научился так прекрасно играть?

    - Наверное, там же, где ты научилась так замечательно петь, нет? - паренёк замялся, испугавшись, что обидел свою спутницу. - Прости. Мой талант рядом с тобой - просто иллюзия, и я не лукавлю. Скажу тебе честно, я не знаю, откуда это у меня – я первый раз держал в руках скрипку.

    Я шокирован. Уже второй раз за этот недолгий вечер. Мне кажется, уже пора себя поберечь. В этом мире можно поверить во что угодно: в эльфов и русалок; в то, что по орбите Земли вместе с ней вращается фарфоровый чайник и т.д. Но я никогда не сказал бы, что этот парнишка впервые играл на скрипке - без репетиций, без соответствующего образования. Если бы мне кто-нибудь сказал об этом, я бы просто не поверил, ведь это невозможно.

    Тем временем парочка подошла к одному из домов. В свете фонарей можно заметить надпись - "Улица святого Джеймса". Эти двое не похожи ни на богачей, ни на завсегдатаев местных ресторанов, но что-то они здесь забыли. Внезапно между парнем и девушкой произошёл обескураживший меня диалог:

    - Ты уверен, что твоего хозяина сегодня нет дома? - спрашивает она у паренька.

    - Более чем. Он уехал на представление и вернётся очень поздно. К тому моменту, как он вернётся, скрипка уже будет на своём привычном месте - он ничего не заподозрит. А это окно, - парень приподнял створку и залез на подоконник комнаты дома, около которого они остановились. - оно всегда открыто. Я не знаю, почему. С его стороны это ужасная неосмотрительность.

    - Действительно, очень, - с серьёзностью отметила девушка.

    Хозяин? Окно? Чужая скрипка? Вопросы готовы сыпаться из моего рта со звоном жемчуга, падающего на мрамор. Что здесь происходит? Идейные домушники-музыканты, устраивающие концерты в метро на потеху жителей Лондона... Чего я ещё не видел в своей жизни? Впрочем, мне начинает казаться, что я понимаю, о чём они говорят и почему я сейчас именно на Сент-Джеймсе, а не где-либо ещё. Осталось проверить ещё кое-что. Голос подаёт девушка:

    - Нам нельзя здесь слишком долго задерживаться, Джейкоб. Я полностью уверена, что нас уже ждут.

    - Впервые за время нашей прогулки ты назвала меня по имени. Я согласен с тобой, не стоит беспокоить Питера. Лучше вернуться на свалку поскорее.

    В этот момент мне просто хочется хлопнуть себя по лбу. Ну как я мог не узнать их? К чему было гадать. Глупец.

    - ... и нам лучше добраться туда в более привычном облике, - девушка в конец развеяла мои сомнения.
    Одно лишь мгновение - и моему взору предстали кот и кошка. Кот - элегантный и стройный, весь чёрный - белеет лишь манишка и мордочка. Воистину, самый великий талант среди котов, вне всяких сомнений - мистер Мистофелис. И его напарница - чёрно-белая кошечка с вкраплениями тёмно-красного в шерсти. Могу только мысленно укорять себя: "Ну можно ли было по голосу не узнать Джемайму? Ведь все мы теперь в какой-то мере... люди".

    - Идём же, - командует Мисто, и герои нашего вступления, скрывшись в лабиринте улиц, уже бегут по направлению к Джелли-свалке.

    4

    Непросто. На Джелли-Свалке всё всегда очень непросто. Всё время активность, всё время движение - мероприятие за мероприятием. Раз за разом. Таков обычай. И в преддверии Рождества обычай этот не может быть нарушен. Все готовятся к новому балу.

    Как бы ни скакали по улицам Джемайма и Мистофелис, но они просто физически не смогли бы успеть на "инструктаж" в исполнении бессменного Манкустрапа. Им двоим это особенно и не требуется - не котята ведь, знают свои обязанности, посему они не растерялись, когда наконец добрались до свалки. Джемайма сразу включилась в работу и принялась помогать кошечкам в новом (на этот раз - зимнем) преображении Джелли-Свалки, но главное - предлагала и свои собственные идеи. С удивительной быстротой и точностью свалка превращалась в прекрасный рождественский уголок - звёзды, банты, бубенчики из того, что попалось под лапу - всё пошло в дело. У Мисто была несколько другая цель, ради которой он и отвёл в сторонку вожака Джелли.

    - Я так понимаю, ты вновь планируешь как-нибудь развлечь участников нашего празднества? - Манкус начал разговор первым.

    - Не знаю, развеселить ли, - улыбнулся Мисто. - но есть один отличный способ заинтересовать как наших гостей, так и самих Джелли, и это будет то, чего ещё никогда на этой свалке не происходило.

    - И что же это будет?

    - Первый в истории Джелли-Маскарад, - заметив непонимание в глазах вожака Джелли, Стоф пустился в объяснения: - Маскарад... когда ты приходишь на бал, на который точно пришли и все твои знакомые, но ты не можешь никого узнать. И тебя узнать не могут, ведь на мордочке, - и Мистофелис провёл лапкой вверх-вниз  около своей собственной, - маски. У всех без исключения Но мы не будем надевать картон на головы - было бы слишком скучно...

    - То есть ты хочешь использовать для этого... маскерада... свои магические способности? Ты точно сможешь?

    - Могу переутомиться и проспать пару дней, но попробовать стоит.

    - И я надеюсь, - в голосе Манкуса звучали нотки укора, - что таких эксцессов, какой случился в тот раз, больше не будет.

    - Хм... если меня не будут бить по голове, я уверен, что такого не случится, - сказал Мисто. - И прошу, Манкус. Пусть это будет сюрпризом для Джелли. Я устрою всё сам, остальным нужно будет только участвовать.

    - Что же... посмотрим, что из всего этого выйдет, - подытожил Манкустрап. - Затея, конечно, довольно опасная, но попробовать можно...

    - Нужно! - перебил Стофф.

    - Только, если что-то пойдёт не так, ты берёшь ответственность на себя, - закончил разговор Манкус. На том и порешили. "Совершенное безумие. Надеюсь, он знает, что делает, и не подвергнет Джелли никакой опасности. Хотя не стоит недооценивать способности Мистофелиса - он зачастую помогал там, где все Джелли вместе взятые были бессильны, - думал после этого Манкус. - Однако, нужно будет принять ещё большие меры предосторожности в отношении нашего патриарха".

    Этим вечером в коробке Мистофелиса постоянно вспыхивал голубоватый свет - маг основательно готовился к балу. Когда всё было завершено, Мисто, как он и думал, оставшись без сил, рухнул на наколдованную им пачку магических писем-приглашений и мгновенно отключился.

    Коробка была приоткрыта, и в лунном свете мелькнула парочка полосатых хвостов. Уж такова их природа - если где-то происходит что-нибудь очень интересное и чрезвычайно секретное, они уже там. Рыжие - в чёрную и белую "тигриную" полоску.

    - Посмотри, сестричка - работа его совсем утомила.

    - А сколько приглашений! Он не будет против, если мы "позаимствуем" одно.

    - Только помоги мне снять его с писем... аккуратнее!!! - послышался глухой стук, коробка пошатнулась. - Похоже, утром у него будет шишка.

    - Приглашение у меня. Уходим отсюда!

    - Это действительно будет самый необычный бал в истории Джелли.

    Две тени покидали коробку Мистофелиса уже с большей осторожностью. Полагаю, читатель не нуждается в том, чтобы я назвал имена этих "полосатых". По мне, достаточно сказать только, что на следующее утро Макавити, глава лондонских кошачьих бандитов уже был в курсе происходящего на свалке и готовился прийти на бал с "дружеским" визитом. Уже вне своего старого и вынужденного амплуа Розенберга.

    5

    - Хм... "... наступила прекрасная пора, которую просто непростительно омрачать скукой. И нам хотелось бы порадоваться наступлению Нового Года вместе с Вами. Вы вновь приглашены на бал. Окажите же нам честь и порадуйте своим появлением на сем скромном торжестве. Однако не думайте, что этот бал будет обычным - ни в коем случае. В этом году мы хотели бы уподобить свою старую рождественскую традицию маскараду - обычаю, который более распространён среди людей, чем среди нашего племени, когда гости надевают нарядные костюмы и маски, чтобы никто не узнал, кто они на самом деле такие. На подобного рода празднествах, как, я полагаю, Вам известно, пришедшие развлекают себя самыми разными способами, оставаясь при этом неузнанными, - в рамках приличия, конечно же. Мы придумали сценарий более сложный и поражающий воображение, нежели обедневшая людская традиция. Каждый, к кому попало в руки подобное письмо, должен за оставшиеся до Рождества дни обдумать тот образ, в котором он пойдёт на маскарад. Образ кота, разумеется. Дальнейшее будет зависеть исключительно от Вас - нужно лишь прийти в назначенный час на празднество, где ожидается общение, веселье, танцы и всё то, что подобает хорошо организованному балу. Лишь помните одно: веселье не может длится вечно, и рано или поздно придётся вспомнить о своих обязанностях и реальном облике, а посему следует своевременно покинуть место проведения бала, если Вы не являетесь тамошним постоянным жителем. За тот небольшой промежуток времени, какой Вы у нас пробудете, Вы получите множество впечатлений. Много чудес случится - могу лично гарантировать это. Подготовка к балу: 23 декабря сего года. Бал будет проходить с 22:00 24 декабря по 6:00 25 декабря сего года. Будьте счастливы! С Рождеством!"

    - Перестарались они с помпезностью, нечего сказать... кто прислал письмо?

    - Говоришь, как будто сам догадаться не можешь!

    - Нет, так-то я понял. И представить-то сложно, что писали это живущие на свалке коты. Впрочем, нет, какое же это коллективное творчество, - последовал смешок.

    - Манкустрап не написал бы такое. Не его стиль - да и как кто-то из них вообще мог что-либо написать?

    - Спасибо, что просветил. Я не догадался бы, что это писал не Манкус. Ох, дай сюда письмо. И конверт тоже.

    - А ты, как видно, многое пропустил. Я даже удивлён, что ты не был там, когда всё обсуждалось.

    - Так сложилось исторически... - несколько секунд молчания. - А! Так тут же всё просто, и думать нечего. Гербовая бумага; печать, говорящая сама за себя, и этот складный и написанный с удивительной каллиграфией текст - ни один Джелли не написал бы такого приглашения и с таким тщанием. Только один кот, знакомый мне лично, стоит за этим, и только он мог такое написать. Вернее, сотворить.

    - Сотворить? По-твоему, это письмо из воздуха появилось?

    - Конечно же. Другого варианта не было, не предусмотрели. Тут не хватает одной единственной строчки, которая завершила бы композицию, словно вишенка на торте, - "Ваш покорный слуга, Джейкоб Брент", - с этими словами молодой графолог разразился звонким смехом. – Среди Джелли нет никого другого, кто мог бы задумать такой бал и ВОТ ТАК на него приглашать! Ты, кстати, получил своё письмо?

    - Оно в ящике стола. Я планировал его распечатать позднее, но тут явился ты с той же новостью.

    - Так ты идёшь?

    - Особого выбора у меня нет. Выглядит всё это очень странно, но бал так или иначе утверждён Манкусом, а мне не хотелось бы оскорбить его отказом. И всё-таки меня очень настораживают эти строки, Мик. "Дальнейшее будет зависеть исключительно от Вас"... что бы это значило? Зачем нужно только продумывать образ, но не воплощать его в жизнь? Ещё больше изумляет требование незамедлительно покинуть Джелли-Свалку до определённого часа. И эти слова: "Веселье не может длиться вечно". Писавший это одновременно и восхищается тем, что он придумал, но и прорекает грядущую беду. На этом балу что-то определённо должно пойти не так.

    Мик (а точнее - Микеланджело Локонте) подошёл к своему собеседнику, стоявшему у окна. Наконец-то он решил сделать обстановку несколько более дружелюбной, ведь та композиция, в которой мы застали данных героев, отнюдь не располагала к открытому общению: Микеланджело-Амадей расположил себя на диване, закинув ногу на ногу и периодически подпирая подбородок рукой; тот же, с кем он разговаривал, стоял у окна и, отвечая, даже не оборачивался, наблюдая за присыпанной снегом Риджент Стрит и лишь изредка следя за движениями и взглядом Микеле, блёкло отражавшегося в оконном стекле.

    - Ты странен, Флоран. Как же не понять? Пожалуй, всё даже слишком понятно, - Микеле старательно пытался отыскать, что же за окном так привлекло внимание мсье Мота (как мы смогли это выяснить). - Всё - магия. Волшебство, иллюзия. Феячество, если тебе так будет проще понять. Они не просто будут под масками - это будут совершенно другие коты, которых мы никогда не разгадаем. Он предлагает нам самый Абсолют свободы, ничем не сдерживаемой. Это будут даже не просто маски, а другие тела. Сцена, на которой можно разыграть любую историю. И конфузы в процессе этой игры будут обязательно - иначе никак. Они сами, - он подал письмо повернувшемуся к нему Фло. - говорят, что это должна быть ночь чудес. Необычная ночь и такая, какой больше не будет никогда. И именно это и подстёгивает мой интерес, - Моцарт немного помолчал. - Остальные уже знают?

    - Наверняка. Моё письмо мне никто не приносил, оно лежало прямо на письменном столе. Вчера вечером его там не было. Так что я думаю, что каждый член клана получил такое приглашение. Не знаю, все ли пойдут. Ты тоже будешь там?

    - Как я могу не поддержать своих новых друзей?! И к тому же... - Микеле широко улыбнулся, - пропустить такое веселье...

    0

    4

    Глава первая

    1

    Всё ближе и ближе ожидаемый всеми праздник. Сегодня в иудейских домах уже будут зажигать пятую свечу. Четвёртый день Хануки. Он же в этот раз - Сочельник. Теперь уж можно говорить и об отсчёте времени, и о магии, и обо всём остальном. Этот денёк будет очень интересным, а ночь нескоро забудут, ведь за какие-то жалкие часы в это Рождество должно случиться многое. Итак, 24-е декабря. Время пошло.

    <b>7:00</b>

    Перед нами предстаёт Джелли-свалка. Как она прекрасна! Безусловно, это определение звучит странно из уст писателя, будучи обращённым к обыкновенной помойке, но любого двуногого поразила бы эта странная, наивная красота, созданная в столь короткие сроки четвероногими обитателями этого места. Поразила бы так, что он ходил бы по ней ошеломлённый, спрашивая то, чего ни одному обычному человеку не познать и не разгадать: "Что за Джелли-коты?"

    Фонарики, лампочки, фигурки; свечи, которым должно быть зажжёнными в эту ночь и освещать кошачий бал-маскарад; украшенная бумажными лентами и разноцветными салфетками покрышка, на которой обычно сидит патриарх Джелли. Старик Дьютерономи всё-таки решил посетить Джелли хотя бы на этом балу, несмотря на здоровье. Традиционный Джелли-бал также был переполнен событиями самого разного рода - как всё упомнить. И проведение даже этого значимого в жизни племени события было под угрозой из-за болезни патриарха. Что уж говорить об этом бале, не имеющем никакого отношения к слою Хэвисайда и спонтанно преобразованном в маскарад! Подготовка проходит за несколько дней - на месте Джелли я бы последовал примеру Манкуса и принял бы все меры предосторожности, ведь кто знает, что ещё может учудить Мистофелис (впрочем, мне ли не знать его возможностей?). Но, похоже, мои соплеменники успели подзабыть, в какую виртуальную реальность Мисто их отправил на том балу. Пора бы магу пройти небольшую переквалификацию.

    Настораживает только пустынность свалки - я осматриваю её уже достаточно долго, но не приметил ни одного Джелли-кота. Странно, казалось бы. Но ничего странного, ведь все они соберутся на свалке вечером - другие, никем не узнанные, скрытые масками. Было бы бессмысленно устраивать такой бал, если бы каждый кот заранее знал новую внешность своих соплеменников.

    Я продолжаю обозревать центральную площадку обозревать центральную площадку и натыкаюсь взглядом на выброшенную кем-то ёлку. Видимо, хозяина не устроило то, что во время перевозки лапки обломались, а часть хвои осыпалась. Так и осталась бы она здесь стоять и грустить, если бы не мастерская лапа Джелли - теперь этой ёлке дана новая жизнь; красивая, но недолгая.

    Но что это там, в другом конце площадки? Какое-то табло или коробка, по форме походящая на гигантскую (для кошачьих размеров, конечно же) банку из-под паштета или нечто в этом роде. Это даже не просто коробка, а странный и очень сложный механизм - котам явно пришлось работать тут в человеческом обличье. Напоминает часы - да это они и есть. Даже деления кусочками проволоки отмечены - ювелирная работа! А числа выглядят так, как будто перед тем, как создать этот циферблат, было разбито и разобрано как минимум двенадцать разных часов и будильников. Цифры действительно частью взяты с других циферблатов, а частью собраны из того, что попалось под руку. Две изогнутые железные палки заменяют стрелки. Если бы я не знал, что именно здесь живёт самый великий кошачий маг, всё это организовавший, то сказал бы вам, что часы эти держатся на жвачках, соплях, честном слове и клее ПВА. С чисто технической стороны всё так и есть. Но знаете, что самое дивное - они работают!

    Прошёл незаметно целый час - как быстро летит время! Вот стрелки на циферблате указали 8:00. Откуда-то начинают бить удары (право, я ума не приложу, как может отбивать 8 часов голый циферблат). Цифра "восемь" зажигается светло-голубоватым светом. Тонкая "нить" тянется к центру циферблата, а оттуда пучки магической энергии начинают распространяться по воздуху. В разные стороны - каждый к одному из приглашённых. Рождественское волшебство начинается.

    Я избираю одну из этих нитей и иду за ней по городу. Прохожие будто бы и не замечают даже этих магических нитей - как жаль, ведь они являются предвестниками весьма занимательных событий. Нити, кажется, уже давно достигли участников маскарада, но я ещё долго плутаю по улицам. Вот я наконец-то нашёл то место, куда меня направлял лучик. Шутка ли? Я опять на Риджент-Стрит.

    2

    <b>8:27</b>

    Второй этаж. Распахивается дверь одной из квартир. Прежде, чем перейти непосредственно к описанию дальнейших событий, хотелось бы отметить некоторые психологические моменты. Сейчас я стал свидетелем примерно такой сцены: друг напротив друга стоят два человека, совершенно мне не знакомые - один перед входом в квартиру, а другой в дверях этой же квартиры. Оба сравнительно молоды. Один - типичный англичанин: несколько вытянутое лицо, прямой нос, высокий лоб. Волосы рыжевато-каштанового оттенка. Вот только глаза выбиваются из контекста - чрезмерно живые, импульсивные. Второго описать несколько сложнее из-за определения его национальности - венгр, что ли? Опять сочетание широкого лба и узковатого подбородка, длинный нос; волнистые волосы средней длины. Глаза говорят о нём, как о чаще спокойном, но иногда резком человеке. Такие они, эти двое "неизвестных". Один в куртке, а другой - в джинсах и рубашке.

    Перед тем, как вернуться к описанной мною немой сцене, следует уточнить, как продвигался по улице к дому этот рыжеволосый господин. Молодой человек шёл маленькими улочками, избегая встреч с прохожими и будто бы стараясь скрыть своё лицо. Даже когда он зашёл в дом, то прошёл от двери до первых ступенек лестницы очень медленно, чтобы не были слышны шаги. Но, поднимаясь по лестнице, к нему вернулось его обычное состояние, его стандартный букет эмоций - радость, умиротворение, выражающиеся улыбкой, которая время от времени складывалась на его губах. После нескольких аккуратных, но достаточно звонких ударов в дверь, выражающих ничем не скрытое нетерпение, внутри квартиры послышались шаги, дверь открылась. На лице пришедшего в момент открытия двери была всё та же радость, лицо же хозяина квартиры выражало праздный интерес с щёпотью раздражения и этого трудно передаваемого чувства "кого это, чёрт подери, принесло в такую рань". Вмиг эти эмоции исчезли - они сменились на одно и то же выражение: странную смесь недоумения, непонимания и удивления. Секунд на пять воцарилась тишина. Незваный гость внезапно разразился смехом:

    - Ох... дай пройти, - с этими словами он, отодвинув хозяина квартиры в сторону, вошёл внутрь и снял куртку. Вновь до ужаса нетипичная одежда для зимнего времени - лёгенькая курточка и футболка под ней. - И это и есть тот образ, который ты придумал? Право, ты, - случился новый приступ хихиканья. Отдышавшись, гость продолжил: - ты сам на себя не похож!

    - А разве я просил, чтобы ты мне раскрылся? На маскараде никто не должен знать, кто есть кто.

    - Мсье, а что вы такое собирались делать там, чего не хотели показать мне? - оживился гость. - Уже составил далеко идущие планы? Что-то подсказывает мне, что я знаю, в отношении кого эти планы составлены, - фраза сопровождалась хитрой ухмылкой. - Да и как ты можешь знать, что перед тобой именно я?

    - Не стоит ломать комедию, Мик, - Флоран (естественно он, а кто же ещё?), хоть он и поменял образ, придерживался всё той же, многим из его знакомых известной, стратегии поведения - немногословность на людях, сочетающаяся с бурей эмоций в душе. - Внешность изменилась, а глаза всё те же, как раскрытая книга.

    - Знаешь, а тебя тоже легко узнать по глазам. И стилю одежды. И всему остальному. Решил, поменяв лицо, оставить старый имидж? А ногти почему до сих пор не накрасил?

    - Да и ты, я смотрю, ещё не пользовался подводкой с утра, - ответил Фло колкостью на колкость. Молчание. Затем Мот продолжил: - Итак, для чего ты решил раскрыться?

    - Для того же, для чего мы живём, Фло. Жертва искусству, жертва театру, - Микеле уже сидел на диване в той же самой позе, в которой мы застали его в прошлый раз - закинув ногу на ногу. Но ни сопереживания, ни заинтересованности Локонте не смог найти на лице Флорана. Поднесённая к подбородку рука и вздёрнутая бровь выказывали собой полное непонимание той чуши, которую сейчас спорол Мик. - Непонятно, да? Как бы это правильнее сказать? Спектакль! La représentation. Зная друг друга, мы сможем встретиться на балу будто бы в первый раз, а дальше уже придумать, чем бы развлечь и себя, и Джелли. Вот только какой бы сюжет взять? Не поделить какую-нибудь кошечку? Сразиться в музыкальной дуэли? Всё вместе и за одну лишь ночь? Или у тебя есть идеи более оригинальные?

    - А разве нельзя просто отпраздновать? Без подобных выкрутасов.

    - Нет, мой друг, нельзя. Как ты до сих пор не взял в толк, что все эти скачки вокруг анонимности созданы именно для всего, что должно быть ridicule? Может быть, этот маг и задумывал всё, как обычную вечеринку, на которой все должны знакомиться и общаться. Хотя в этом я сомневаюсь. На самом же деле… - тут слово снова взял Фло:

    - … хоть лица и будут скрыты под масками, истина о каждом коте всплывёт на поверхность, ведь любой, почувствовав безнаказанность, вынесет на всеобщее обозрение всё то худшее, что есть в нём. Зная друг друга и видя друг друга…

    - … мы сможем контролировать и себя, и свои действия, не соблазнившись и не поддавшись искушению кутежа, - подвёл итог Микеле. Улыбнувшись, он добавил: - но это будет очень непросто. Или даже наоборот... - Мик хотел вставить ещё пару фраз о плане, что постепенно созревал в его голове, но Фло не слушал, его в это мгновение осенила не менее важная мысль:

    - Теперь мне стало ясно, почему всем нужно сбежать с Джелли-Свалки вовремя. Ведь в точно отмеренный час это волшебство рассеется, мы приобретём наш прежний облик, а всё тайное раскроется. "Веселье не может длиться вечно"…

    - Брось! – Микеланджело подошёл к Флорану и дружески похлопал его по плечу. – С таким настроем на подобное мероприятие идти нельзя. Сейчас нам нужно немного освоиться в наших новых телах – детальнее проработать образ, обдумать то, что мы будем делать на этом балу. Безусловно, того, что мы могли бы делать, будучи анонимны, мы уже не сделаем, но это будет кое-что гораздо более интересное, - Локонте подмигнул. – И я предлагаю обсудить это в кафе “Lost Smile”. За чашкой шоколада – прямо сейчас! – с этими словами Микеле выскочил из квартиры и съехал по перилам на первый этаж.

    Флоран надел пальто и спустился вниз. Вид счастливого (предвкушающего грядущий праздник) Микеле умилял его: «Посмотрите на это дитя – ему Дух Рождества в голову ударил».

    3

    <b>8:47</b>

    "Спокойно, держи себя в руках. Главное - не подавать виду", - Хеллер пялился в зеркало, еле сдерживаясь, чтобы не взвыть или не запустить зеркалом в стену. Нелепые, странные и просто абсурдные, выходящие из всех рядов вон ситуации случаются в жизни каждого человека и кота - и обычного домашнего, и главы какого-нибудь племени, и первоклассного убийцы, но такого ещё не происходило, наверное, с самых древних времён. "Это просто немыслимо. Как это вообще случилось? И почему?" - не произнося ни звука, Мордекай разглядывал лицо, казавшееся очень знакомым, но не принадлежавшее ему. Мужчина, сейчас смотревший из зеркала на Кая, не имел с ним ничего общего. Полная противоположность. Нет, конечно, не полная, но ситуацию это меняло мало. Как это было ужасно: дотрагиваться чужими пальцами до чужих щёк, рассматривать в зеркале чужой язык, высунутый изо рта, тоже не принадлежащего настоящему Мордекаю. Проклятие, настоящее проклятие!

    Мордекай прокручивал все прошедшие дни, пытаясь вспомнить, что же он такое сделал, что на него была ниспослана столь жестокая кара. Причина вырисовывалась сама собой, хоть и казалась совершенной в своей глупости - письмо, это гадкое письмо. Мордекай наивно полагал, что оно, неведомо как оказавшееся в ящике его стола, представляет собой всего лишь чью-то глупую шутку, ведь действительно: о каком бале-маскараде у Джелли может идти речь? Да ещё и с магией! Не раздумывая долго, Хеллер порвал письмо на тонкие и ровные полоски, а после - бросил их в чашку и поджёг. Уже тогда в него закралось сомнение - бумага (пусть и гербовая, дорогая) не могла гореть голубоватым пламенем, выбрасывавшим время от времени из чашки золотые искры. Теперь нужно было более детальное объяснение.

    Мордекай инстинктивно полез в ящик стола, как будто там могли быть хоть какие-то указания и инструкции, руководства к действию. К великому удивлению "железного дровосека" прямо на копиях с заказов реквизита лежала записка, выведенная тем же почерком, что и злосчастное письмо. Уже теряя над собой контроль, Мордекай начал читать вслух:

    - "Мы надеемся, Вы не думали, что Вам будет так просто отказаться от участия в нашем мероприятии. Если Вы читаете эти строки, то Вы отвергли приглашение, но получили новую форму и отнюдь не довольны результатом. Мы не виноваты - Вам было предложено обдумать Ваш маскарадный образ. Вы этого не сделали - и сейчас Вы можете насладиться обликом человека (или кота), оставившего самое яркое впечатление в вашей жизни. Поздравляем и смиренно просим свыкнуться с ролью, ведь Вам предстоит находиться в таком виде ещё целые сутки. А если Вы проигнорируете это второе приглашение - тем более привыкайте, ведь только посещение этого праздника сможет развеять заклинание в условленный в первом письме час. Ещё раз желаем Вам счастья! Ещё раз с Рождеством!" - руки Хеллера дрожали. Лицо исказило сочетание ужаса и кипящей ярости. - И вы хотите мне сказать, что тот, кем я себя сейчас вижу, оставил самое яркое впечатление в моей жизни? - Мордекай остановился посреди комнаты. - Какая наглая издёвка. Эти сумасшедшие просто вынуждают меня идти на их сборище... - Мордекай немного утих и начал раздумывать: "В целом, я могу попробовать вычислить того, кто заварил всю эту кашу. Не думаю, что он обрадуется повторному знакомству", - Хеллер помолчал немного, после чего продолжил вслух: - хотя... это может быть не так безнадёжно, как кажется на первый взгляд. Весь клан Дестени будет там, а, значит, и Сальери. А за ним нужен глаз да глаз, особенно учитывая последние события. Осталось понять, как мне узнать его...

    4

    <b>8:58</b>

    Я опять в лондонском метро. Что ни говори, а это место начало меня притягивать. Особенно после того случая. И неважно, что за окном вагона не будет ни пасторальных пейзажей, ни заснеженных склонов, но исключительно стены тоннелей метро – в этом месте есть такие вещи, которые многие недостатки могут окупить с лихвой. К примеру, Джемайма и Мистофелис, условившиеся посещать "подземелья" каждый день в эту рождественскую неделю. И правильно – почему бы не дарить людям радость чудеснейшей музыкой, причём делать это всё последнюю неделю Адвента - перед самым Рождеством? Конечно же, они пришли в метро с новой песней – Джелли-коты шевелят струны людских душ так, как могут. И именно ради очередного рейда Стоф задержал действие заклинания для себя и для Джемы.

    Вот я вновь примечаю эту парочку – девушка-певица и паренёк-скрипач. Сценарий перфоманса теперь несколько иной – господа музыканты заходят в вагон вместе и так же, как и в прошлый раз, не испрашивая разрешения, начинают исполнять гимн.

    Джейкоб берёт первые ноты – три ля первой октавы и до второй по четверти каждая нота (первый такт), затем половина до во второй, четверть си бемоль в первой, ещё половина ля в первой. Немного размеренно; так, как это обычно исполняет скрипка, Яша проигрывает дальше и ведёт вступление к завершению: первая октава – половины ля и соль, идущие одна за другой, затем целая фа, занимающая собою такт. Сердце замирает в предвкушении, на несколько мгновений, казалось, все звуки рухнули на землю, и установилась абсолютная, осязаемая тишина. Вступает Джемайма:

    - Ангелы поют с Небес,
    Вторят им и дол, и лес;
    Эхом песня с гор летит,
    Радостный припев звенит, - небольшая пауза, и вот начинает литься прекрасная мелодия, спускающаяся всё ниже и ниже – целая симфония звуков, прославляющих рождение Христа:

    - Славен Бог!
    Слава в вышних Богу!

    Но и эта песня допета, Джейкоб и Надин удаляются, поддерживаемые гулом аплодисментов. Пассажиры вагона в восхищении. Так как наши рождественские певцы избирают каждый раз новую станцию для своего выступления, каждый концерт для них самих и для их немногочисленных зрителей - как первое выступление. Но что-то во всём этом сейчас волнует Надин:

    - Джейкоб, объясни мне, зачем мы делаем всё это? Для чего? Это уже давно не шутка, но что тогда.

    - Я не могу объяснить это просто; так, чтобы было понятно сразу. Я даже не понимаю толком ту веру и те надежды, которые люди возлагают на этот праздник, но каждый раз чувствую что-то особенное, когда мы приходим в метро и поём эти песни. Это не драйв от предстоящей авантюры, нет, но что-то спокойное и умиротворяющее. Боюсь, я не найду определения этому чувству, хоть и каждый раз испытываю его так сильно и так ярко.

    - Мне кажется, что я понимаю, о чём ты говоришь, ведь я чувствую то же самое. Это чувство столь тёплое, но не объяснимое обычным языком. Может быть, музыка какая-то особенная? Я даже не замечаю, как пою. Будто бы полностью отдаю себя мелодии. Так ведь не бывает?

    - Почему же не бывает? – улыбнулся Джейкоб. – Если это пора чудес, как они это называет, так почему бы не быть чудесам и в мире людей, а не только в мире котов.

    Тем временем они уже подошли к тому месту, где им следовало разойтись в разные стороны. Стофф дорогой обдумывал название для нового и странного ему чувства и, как ему казалось, нашёл ему определение достойное, но пугающее. Последнее время в Джелли-племени происходило необъяснимое отдаление котов от так любимых ими кошечек – Манкуса от Деметры, Таггера от Бомбалурины. Или это ему только кажется, а на самом деле ничего такого нет? В горле будто бы застряло одно единственное слово, которое Мисто не хотел высказать сейчас; одна фраза, которую ему следовало проглотить и не выносить на свет ещё очень долго. Он подумал о Виктории, о том, как редко он с ней виделся последнее время. Мистофелису сейчас самому казалось, что он удаляется от неё. Может быть, после бала это ощущение пройдёт.

    Куда больше его удивляло его сближение с Джемаймой – как его назвать? Дружба? Компаньонство? Или что-то большее? То самое слово, которое сейчас комом стояло у него в горле и которое он старался спрятать поглубже. Скорее всего, на данную секунду это было нечто зависшее посередине, между небом и землёй.

    - До встречи на балу, Джейкоб, - Надин заключила парня в объятия. «И как я только додумался до этого бала?» - Мисто уже готов был укорять себя за то, что все кошечки, которых он так любит и ценит, на несколько часов всегда будут находиться в опасности. Он действительно беспокоился о них, любил их всех. Особенно Джемайму. Как сестру? Предполагаю, что уже нет.

    - До встречи, - Джейкоб обнял Надин в ответ. – Только ты всё равно не сможешь узнать меня. Все же будем разными. Маскарад.

    - Может быть, было бы лучше, если бы это время перед балом продлилось подольше, - сказала Надин, расцепив руки и уже смотря в глаза Джейкобу. Не хотелось нарушать воцарившуюся теплоту и лёгкость превращением, превратившимся в какое-то неприятное обязательство.

    - Ничего, всё будет хорошо. Это будет волшебная ночь, Надин. Я уже много раз говорил это, но хочу сказать ещё раз. Это будет неописуемо. Пойдём же, время не ждёт.

    И после этих слов они разошлись, а заронённое нотами гимнов и непонятное им чувство переполняло их души. Через несколько минут в закоулках Лондона одновременно вспыхнули два голубоватых огонька. Мисто и Джема преобразились.

    5

    <b>9:20</b>

    Это уже становилось невыносимо. Голос, слух, харизма - все эти таланты Микеле меркли, перед умением бесцельно ковыряться в заказанном пирожном. Опустив голову на раскрытую ладонь, подставленную под неё, Флоран с нараставшим раздражением наблюдал, как Мик являет ему чудеса этого мастерства. Учитывая то, что именно Локонте был инициатором такого сомнительного в плане перспектив сотрудничества, ему не пристало сейчас сидеть с вяло-невинной миной и кушать. Фло прекрасно это понимал и решил, что уже пора завязать какой-никакой диалог:

    - Ты уже придумал себе новое имя, да? - Фло окинул новую внешность своего знакомого (друга? врага? как его ещё назвать?) - похоже, что они оба плохо продумали то, как будут выглядеть на балу. "А разве так важна человеческая форма? Я думаю, что в образе котов мы будем разительно отличаться".

    - Джон Смит, - проговорил Мик, проглотив ещё один кусочек пирожного и ехидно улыбаясь. Увидев уничижительный взгляд Фло, испепелявший итальянца (теперь уже британца) за отсутствие всякой оригинальности, Микеле готов был хохотать на всё кафе. - Нет-нет, не беспокойся. Я не буду настолько посредственным. Как тебе имя Джефри? По-моему, просто и звучит. А у тебя какие соображения насчёт этого? Ладно, человеческие имена не так важны, как имена кошачьи. Почему бы мне не назваться Вальтером? Хороший был человек, хоть я на него и не похож ни разу. Ну так... - Микеле продолжал есть, а в глазах остался обращённый к Моту вопрос.

    - Эх... Виктóром, может быть? - Флоран по привычке сделал ударение на "О".

    - Вот это уже действительно "слишком просто"... mon ami, - поддразнил его Локонте. - Если бы ты назвался Гюсташем, то да - оригинально. Но мы сюда немного не за тем пришли. Так что… - Микель отправил в рот очередной кусок пирожного. – идея пока только одна-единственная, и не то, чтобы она меня вообще устраивала. Но больше ничего не остаётся.

    - Заметь, я не просил тебя затевать совместный балаган. Этого просто не было в моих планах.

    - Я знаю, мсье, что у Вас были мысли гораздо сложнее и изощрённее на этот счёт, но у меня нет совести и я всё Вам испортил, - хохмил Микель. – Так что из-за того, что мы знаем, как мы выглядим, тебе придётся воздержаться от совсем уж раскованного полёта своей фантазии, но только при условии, если она сможет как-то навредить моим личным планам на этот вечер. Если оставить это за скобками, то я поддержу любую твою безумную идею.

    Флоран задумался. Действительно, вся эта галиматья не была нужна ему, но теперь просто придётся участвовать в маскараде в компании Микеле – если и не в качестве ведущего, то как минимум товарища по весеью. «Давно пора было приделать к двери глазок и научиться не открывать незнакомцам», - раздумывал Фло, но все пути бегства были отрезаны, а сроки истекли. Оставалось только придумать сюжет игры и начать её.

    - Итак, ты предлагаешь как бы познакомиться на балу, найти кошечку, которая понравилась бы нам двоим, и набить друг другу морды за неё? – Фло отпил свой кофе и поморщился, так как оно успело остыть уже раз десять. – Я полагаю, что нужно начать с другого. Каждый из нас придумывает какую-то историю своего нового образа – сложную, детальную. Я думаю, ты умеешь, - Флоран смотрел за реакцией Локонте. Огонь, загоравшийся в глазах «Вальтера», одновременно воодушевлял и пугал. Было ясно, что каждое слово Мота материализуется в голове Микеле с поражающей воображение живостью. - Далее мы сходимся на балу и раз за разом провоцируем друг друга на резкости, колкости и прочие достоинства высшего общества. Будем разыгрывать подобие аристократов – и только затем можно будет выбрать кошечку, ради которой всё это представление будет организовано. Как тебе такая мысль, - улыбнулся Фло. – Вальтер?

    - За это я тебя и ценю, Гюсташ - разгадал  уже практически всё, что я хотел предложить. Впрочем, сначала мы всё-таки выберем кошечку. Да и кто запретит мне (или тебе) воспользоваться моментом? Полагаю, понимаешь, к чему я клоню? - заговорщически ухмыльнулся Микеле. - А уж затем можем хоть стреляться, предложить ей лапу и сердце, бросить под утро - всё, что угодно душе. Лишь бы была публика. Джелли получат в эту ночь большую порцию веселья, если мы подойдём к делу с должным тщанием, да? – Локонте явно вдохновился предложениями собеседника. – Основа уже ясна, но гадать на кофейной гуще… - с этими словами Мик притянул к себе чашку Фло и перевернул её, вылив на блюдце из-под пирожного остатки «кофе». – нет никакого смысла. Глаза, - продекламировал Микеле. – Во всяком случае, похоже на глаза. Ты не знаешь, что бы это значило?

    - Я не верю гаданиям, извини. А время покажет, что оно могло означать.

    Расплатившись, парни молча ретировались. Теперь они должны были встретиться только на свалке. И уже "не узнать" друг друга.

    6

    Сейчас я опускаю огромнейший промежуток времени и перехожу к самому интересному, то есть непосредственно к балу. Тем не менее, об этом странном и удивительном для многих котов дне мне стоит написать хотя бы несколько строк, иначе получится слишком большой временной провал в повествовании. Так вот…

    К большому счастью для Джелли и Дестени никто, кроме Микеле, не додумался намеренно раскрыть свою маскарадную личину, чтобы после этого держать в узде интересного ему кота. Если бы каждый решился на такой плохо обдуманный шаг, это превратило бы в пыль все планы Мистофелиса о весёлом и полностью анонимном бале. Нет, Джелли взяли на себя обязательство, и каждый выполнил его – ни разу за этот день никто ни с кем не встретился и не пересёкся. Впрочем, даже если бы соплеменники увидели друг друга на улице, то, не задумываясь, прошли бы мимо – вмиг все перестали быть знакомы друг с другом. Лондон даже опустел из-за исчезновения большинства котов. Время близится к восьми часам – уже вечер. Я возвращаюсь на свалку.

    <b>19:53</b>

    Что же я здесь вижу? Кота сидящего на автомобильной покрышке – на той самой, с которой Джелли уже не год и не два отправляются в Хэвисайд. Я думаю, читатель понял для себя, что даже если я до сих пор не назвал его по имени, это ещё не значит, что я смогу назвать имя этого кота впоследствии. Увы и ах – здесь я не лукавлю, но натурально не осведомлён, кто это и что он делает на Джелли-свалке. И немудрено – сейчас я не узнаю ровным счётом никого, на этом балу не промелькнёт ни одна знакомая мне мордочка – все под маской, созданной волшебством мистера Мисто. Впрочем, на правах автора и просто свободолюбивого человека (и кота) я могу на несколько мгновений влезть в голову этого представителя кошачьих. Итак…

    Сидящий на покрышке кот был на чём-то серьёзно сосредоточен – в лице его отражалась крепкая дума. Можно сказать, что он даже был несколько взволнован, но мысли, мысли волнуют меня больше. Да вот они – жаль, что оборвано начало: «… а уже слишком поздний час. Это, наверное, будет одно из самых восхитительных торжеств, какое только делало Джелли-племя», - ага, он из Джелли, да ещё и распорядитель бала. Пока я двигаюсь в верном направлении. – «Всё как всегда – всем помогать, прослеживать исполнение каждой запланированной вещи. Стоф, скорее всего, уже подготовил заранее большую часть, но его теперь никак не встретить. Множество лиц, которые никогда не были знакомы мне… а могут ли среди них быть шпионы Макавити? Почему бы им не быть там?» - этот вопрос нужно было задать ещё Стофу, когда идея подобного бала пришла ему в голову. Теперь уже поздновато. – «Такое положение вещей требует от меня, как от распорядителя, усиленного внимания. Ни одну персону нельзя оставить без присмотра».

    Много подобных мыслей крутилось в голове у этого кота. Я отберу ещё немного места для описания его внешности. Итак, это был кот достаточно крупного телосложения со светло-бежевой шерстью с лёгкими, едва заметными полосками по всему телу. Голубые глаза на удивление светлого оттенка, несмотря на напряжение разума, смотрели спокойно и прямо. Ну чем не распорядитель бала? Последняя мысль, которую мог провернуть в своей голове кот прежде, чем на площадке появились первые гости, была такого рода: «В эту ночь моя ноша будет тяжела , как никогда. Чего теперь жалеть? Я к этому и стремился. В каком-то смысле».

    Если читатель смог снять маску с этого распорядителя раньше, чем я, могу за него порадоваться. Но тот, кто сейчас находится в этой личине, мне действительно знаком, и мне бы очень хотелось увидеть, что он будет делать. Предполагаю, что эту ночь он запомнит надолго. Однако, вследствие его характера, эта ночь может пройти для него радостнее и веселее, чем для большинства котов, приглашённых на маскарад. Но ждать дольше нельзя - магический Джелли-бал начинается!

    0

    5

    Глава вторая

    1

    Сегодня особая ночь. Как и всегда в Джелли-племени - уж такая эта порода кошек, которая просто не может жить без приключений на собственные хвосты. Или приключения сами находят их? Чаще бывает так, но сегодняшний бал был устроен ими лично - всё по инициативе и сумасбродной идее Мистофелиса. Оно и к лучшем, ведь если бы этот бал проектировали несколько котов, кто знает, что бы происходило тут. Тем не менее, я уверен, что в эту ночь будет очень много весёлых, во многом курьёзных, странных моментов, но, всё же, таких, какие забыть просто не предоставляется возможным. Я опять забалтываюсь, а между тем нельзя терять ни минуты времени - ни одно мгновение форы мне не может быть предоставлено. Посреди свалки стоят часы, они светятся светло-голубым - каждая потраченная зря секунда невосполнима.

    22:00
    Звучат ноты увертюры - под её ритмичные звуки двумя стройными линиями выходят коты и кошки, чередуясь в линии друг с другом. Никаких выпрыгиваний из груд мусора с криками "Джелли-песни для Джелли-котов!", никаких скачков со стула на капот машины и на пол - всё чинно и аккуратно. Сразу чувствуется влияние пришедших на бал гостей-Дестени. Пусть они и в масках, но их присутствие очень сильно ощущается. Стоит отметить, что такой порядок и аккуратность первого номера - явная заслуга Стоффа. Хоть он и не решился играть роль распорядителя бала, но весь его проект был создан лично этим котиком. Сияет луна. Последние часы сочельника. Медленно коты и кошки разбиваются по парам. Сейчас стоит сделать лирическое отступление и определиться с героями моей повести более конкретно. Начнём, пожалуй.
    Перед нами проходит множество пар, я же выделяю самых важных мне котов и кошек. Первым идёт Одри - распорядитель бала. Иначе и быть не могло. Не осталось и капли неуверенности или каких либо сомнений в глазах или движениях этого котика. Смелость, точность, готовность - всё это так или иначе сочетается с умеренно всёлым, но поистине праздничным настроением.
    Затмевающий своей улыбкой даже свет луны, кот с почти непроизносимым именем Тонсчет также проходит мимо нас. Это средних габаритов кот, обладающий шерстью благородного цвета молочного шоколада и светло-зелёными глазами. О нём можно сказать точно - судя по его радости, этот субъект способен провести на балу время так, чтобы потом и вспоминать было что, и не стыдно было бы за воспоминания.
    Галантный и скромный скоттиш-фолнд по имени Бакарди шёл следом за этой разношёрстной компанией, аккуратно поддерживая выпавшую на его долю кошечку. Раздавая направо и налево скромные, едва заметные улыбки, он усердно сканировал толпу, вглядываясь в каждого пришедшего. Сейчас, когда пары шли, выстроившись в линию, он этого делать не мог и был всё так же спокоен.
    Среди танцующих пар мелькнул кот очень странного вида. Сравнительно длинная и чёрная, как смоль, шерсть; тёмные глаза - Гюсташ также прибыл на бал вовремя. Наслаждаться танцем он не мог по определению, ведь на другом конце площадки каждые десять секунд ему приходилось общаться со своим (о, Вечный Кот) коллегой на один вечер - рыжим авантюристом Вальтером. Тот тоже не терял времени даром и осматривал общество на предмет нахождения в нём красивых кошечек.
    Видна была в толпе и узкая, вытянутая вперёд мордочка Дориана - рыжего котика с таким сложным выражением этой самой мордочки, что даже описать в двух словах её было трудно. Пассивность по отношению к происходящему, напускной аристократизм и взгляд, выражающий эмоцию типа "я танцую, потому что это - мой долг". Не самый лучший настрой для подобного мероприятия.
    Было ещё много разных котов, которые стоят нашего внимания, но на данный момент я нарисовал самых основных участников действа и желаю перейти к прекрасной половине собравшейся на заснеженной свалке компании.
    Эвелин - кошечка светло-коричневого цвета с рыжим отливом - не могла похвастаться такой уверенностью, какая была у её партнёра - распорядителя бала. Ей была очень приятна оказанная честь, но к такой ответственности она была не совсем готова. Впрочем, справлялась со своей обязанностью она так, как никто не смог бы.
    Каждый из котов, наверное, успел во время танца заприметить кошечку удивительного окраса – тёмно-золотую, с самыми настоящими леопардовыми пятнами. Сама того не желая, Констанса была избрана центром общего внимания. Каково же было удивление котов, когда это милейшее создание, протанцевав вступление, удалилась на время перерыва между танцами как от своего партнёра, так и от всех остальных котов, устремивших на неё свои взгляды. Отвечая на проскальзывавшие комплименты, Констанса самым активным образом избегала компании.
    Ещё одна «подобная ночи» кошка Жеки была неимоверно рада представившейся возможностью повеселиться, хотя она и старалась скрыть это. Тем не менее, выделывавший с ней фигуры кот, мог приметить то, как её тёмно-зелёные глаза ловили фактически каждый момент, всё запоминали и всё сохраняли – такого чудесного бала она, наверное, и представить себе не могла.
    Милая Энни – образ Татьяны Лариной, перенесённый в этот кошачий мир волшебства. Прошу прощения за такой романтизм, но характер именно этой девушки может как нельзя подойти для описания характера данной кошки. Я не могу сказать, что она была излишне замкнута в себе и отталкивала всякие знаки внимания, как то делала Констанса. Тем не менее, во взгляде её читалось, что она периодически находится в каком-то совершенно своём, недоступном непосвящённым мире. Нежные светло-кремовые полосы, едва заметно, словно пастелью выведенные, проходили по всей длине белой шёрстки кошечки; весь же её скромный и неприметный образ завершался шерстью такого же окраса, обрамлявшей голову и тонким клинышком достававшей кошечке практически до носа.
    Я пока не могу точно сказать, какие ещё коты и кошки будут участвовать во всём этом действе – всё может оказаться совершенно неожиданно даже для меня. Как я уже говорил, остальных действующий лиц было бы гораздо сподручнее описать прямо там, где они вступают в сцену; я во многом сам понимаю, что наскучил читателю таким монотонным описанием. К моему большому сожалению, через один только взгляд на всю эту разношёрстную компанию, перемещающуюся под музыку по центру свалки, я не могу раскрыть всю полноту их характеров. Полагаю, что в динамике всё это будет гораздо интереснее, хотя и сложнее для меня. На данный момент, когда я закончил все требуемые описания, было уже проведено где-то три танца. Никаких портретных номеров в этот вечер быть не может – только танцы, веселье, общение, романтика и как-то сам собой появившийся алкоголь (валерьянка, если быть до конца точным). В завершение последнего танца по часам было видно, как быстро они стремятся к полуночи. И тут я понял, насколько я ошибся в том, что предположил отсутствие портретов на данном вечере. Для удобства разделю сюжет на несколько линий, идущих параллельно и развивающихся буквально одновременно. На всё действо у нас одна ночь. За мной, читатель.

    2

    22:25
    Первую линию этого сюжета, которую неплохо было бы назвать "комедией положений" или линией "двух комедиантов", я хотел бы начать именно в этой главе - начать наиболее конкретное повествование именно с неё. Ведь этот сюжет оказался самым ранним и берёт своё начало ещё в самом конце Сочельника - в одиннадцатом часу ночи. И, когда кажется, что все прелюдии написаны и вся основа для сюжета заготовлена, требуется ещё пара-тройка вводных слов, которые пропустить практически не возможно.
    Представьте себе самый приличный и самый аристократический салон начала 19-го века. Самые сливки общества, возвышенно-пустые темы, подкалывание друг друга - всё тут есть. Непередаваемая атмосфера высокого, изысканного - того и гляди закружится голова и начнёт мутить от всего этого. Не хватает только алкоголя, который обещан на более позднее время. Вспомните описание высшего общества из самых лучших произведений русской классики. А теперь, дорогой мой читатель, соедини этот образ со знакомым тебе образом Джелли-свалки. Пустые бутылки, холодильники, багажник машины, знаменитая покрышка - всё это присыпано мелкой пудрой снега. А вместо дворян и фрейлин императрицы мы имеем целое общество самых разномастных котов, своим поведением на этих самых дворян чрезвычайно похожее. Ведётся непринуждённый и не обязывающий ни к чему диалог - в сути своей, не имеющий под собой никакой основы. Периодически раздаётся хихиканье кошечек, различные риторические восклицания и прочее. В центре мы примечаем знакомую на ярко-рыжую фигуру - дорогой нам и на удивление предприимчивый Вальтер.
    Разговор вёлся обо всём, о чём только можно было его вести - тем не менее, кошечки со всем усердием, какое только возможно было применить, пытались выпытать у Вальтера хоть какие-то детали его биографии. Котик же всячески отбивался от них - аккуратно, но довольно решительно, рассуждая на различные философские темы.
    - И я официально могу заявить, подобно одной небезызвестной в кошачьем обществе личности, что того уровня культуры, какой был раньше, невозможно ныне сыскать. Как ни прискорбно, но это именно так, - рассуждал Вальтер. - Из множества жанров искусства лишь театр прельщает меня, но ничто другое не может воздействовать на мою душу.
    - Но, сир, - с улыбкой произнесла одна молодая кошечка. - Почему именно театр? Ведь даже в кошачьем обществе он подчинён другим жанрам - что уж говорить о двуногих...
    - Отнюдь, моя дорогая, - Вальтер спустился на снег и присел рядом с кошечкой, немного смутив её резкостью своих действий. - Я считаю, что театр есть самая наша жизнь. Если бы это было не так, мы бы не собрались здесь. Театр рождается не из книг, но из самого процесса жизни - прямо из человеческих страстей. Он делает поэзию осмысленной - это мне больше всего нравится в нём, ведь поэзия театральная тоже радует меня.
    - Чем же она вас так радует? - с удивлением спросила Эвелин. - Неужели вы тоже поэт?
    Вальтер сделал небольшую драматическую паузу, чтобы произвести впечатление на слушателей, немного сгладить пробивавшиеся (точнее, бившие ключом) черты настоящего характера и просто продумать дальнейшие действия. Киса дала ему хорошую почву для монолога, который он желал бы направить в нужное ему русло. Фактически все кошки уже были рядом с ним и слушали его взахлёб. Коты тоже переговаривались между собой относительно его мыслей, то одобряя, то вступая в некоторое подобие полемики друг с другом. Впрочем, коты интересовали Вальтера в самую последнюю очередь. Больше всего его смущал тот факт, что ни одна из кошечек, сидевших вокруг него, так и не приглянулась ему - все они были одинаковыми для него, не годились для исполнения их с Гюсташем авантюры. Ум его занимала молодая кошечка, активно поддерживавшая беседу, но далеко не всегда согласная с его высказываниями. Не мог он не приметить и совсем отошедшую от общества Констансу. Как раз её Вальтер и решил избрать своей жертвой. В глазах рыжего наглеца блеснули слёзы - для большей убедительности сцены Вальтер мог бы ещё выщипать пару волосинок из хвоста, но вокруг было слишком много котов и кошек, сконцентрировавших внимание на нём.
    - Обычно я стараюсь избегать этой темы, но да, это так. И я когда-то был поэтом. Можно сказать... - одна слезинка медленно покатилась по мордочке Вальтера. - что я и сегодня остаюсь поэтом.
    - Постойте... - Эвелин подскочила к немного отошедшему от компании котику. - Но отчего вы плачете? Неужели жизнь кошачьего поэта так грустна, что вы не хотите её вспоминать?
    - Ах! Горе поэта зачастую его личное горе - ни один из живущих не в силах его полностью постичь и понять, но если вы хотите услышать эту историю, то... - Вальтер вновь развернулся к компании и медленно запел:
    - Во мне всегда играла эта сила,
    И с детства я её в себе взрастил,
    Хоть, может, уничтожить надо было,
    Но я в те годы фантазёром был.

    Стихи мои всегда не понимали
    Ни родственники, ни мои друзья.
    И чувства раз за разом попирали,
    И очень долго оставался я... - на этом моменте Вальтер сделал ещё одну драматическую паузу, затянув ноту. Конечно же, весь процесс был под неусыпным надзором Гюсташа. Стоит сказать, что Локонте постарался на славу: он сумел создать образ, способный разжалобить наивных кошечек и одновременно вызвать глубочайшее презрение у Мота. Наблюдая за действиями товарища, Флоран (Гюсташ) изредка позёвывал, но следующий резкий перепад мелодии вынужденно оживил его:
    - Не признан...
    Котам не нужен был поэт.
    Не признан...
    Позорней места в мире нет.
    Не признан...
    Бороться за свои мечты.
    Не признан...
    И снова падать с высоты!

    Поверьте, ведь таков удел поэта -
    Терзаемым до смерти надо быть,
    Чтоб мраком стал последний лучик света.
    Всю боль за стих нам надо пережить.

    Убитые, мечтаем мы о большем,
    Когда нас снова будут попирать.
    Поверьте, братья, нету муки дольше -
    В стихах свои же чувства... СОЖИГАТЬ!

    Не признан...
    Меня топтали, я упал.
    Не признан...
    Но я, как феникс, восставал.
    Не признан...
    Скажу, свой вопль завершив,
    Не признан...
    Что лишь признанием я жив!

    Я мог бы истязать себя жестоко
    Из-за того, что критик говорил,
    Но испытанье выдержал я стойко -
    Смиренно я побои выносил.

    И много нас, страдающих безвинно
    И справедливость ищущих, где нет
    Морали пониманья. Пусть столь сильно,
    Как ты страдал, столь счастлив будь, поэт!

    Не признан...
    И мог пыл быстро мой остыть.
    Не признан...
    Готов был сам себя убить! - тут Вальтер практически визжал.
    Не признан...
    Я всё же ожил, выжил сам.
    Не признан...
    Всё ради вас, - с этими словами рыжий прохвост присел, кланяясь, перед Констансой и пропел с расстановкой. - прекрасных дам!..
    Гюсташ понимал, что его друга-авантюриста серьёзно заносит. Начав с простых рассуждений о том, как плохо ему жилось, Вальтер постепенно перешёл всякие границы, какие только в этот момент можно было вообразить, уже поднявшись к "высоким материям" и рассуждая не просто о его жизни, как поэта, но о жизни поэта в целом и её смысле. Тем не менее, женская половина собравшихся чрезвычайно сильно прониклась рассказанной им историей (кто-то даже всхлипывал). Коты же только переглянулись - с сочувствием, а некоторые и с некоторой долей иронии и недоверия сказанному.
    Стоит, всё же, отметить, что взволнованность Гюсташа по этому поводу не стоила и пенни, потому как основной объект воздействия - Констанса - не был таким же простым, какими были остальные окружившие Вальтера кошечки: добрые, милые, сопереживавшие несчастному поэту. Первые же слова песни были встречены скептическим вздохом Констансы, а уж финал был отвергнут самым сильным и презрительным (из-за того, что ни слова не было ещё произнесено из уст кошечки) образом - соответственно, молчанием и безразличием. Гюсташ, сойдя со своего места и направившись к застывшим, подобно групповой статуе, Вальтеру и Констансе, с должной дерзостью и ядовитостью вступил:
    - Друг мой, вы забавны,
    Вспыльчивы, упрямы -
    Очень насмешили этим нас.
    Я скажу вам к ряду:
    Продолжать не надо
    Этот столь комичный нам фарс.

    Чтоб давить на жалость,
    Нужно только малость:
    Броский и приятный всем слог.
    Мысли все о жизни
    В нам известном смысле
    Есть clichés - ты помолчать бы мог!
    - Вы, кажется, несколько забываетесь, - проговорил Вальтер. - Всё это очень грубо и вне всяких приличий.
    - Очень жаль, что ныне не является приличием правда, - парировал Гюсташ.
    - Довольно, остановитесь, - подала наконец голос Констанса, которую всё это время никто не желал замечать. - Господин поэт, Вы вне сомнения достойны уважения и похвал, каких, может быть, не добились в том месте, откуда Вы родом. Но не стоит делать из своей жизни сплошную трагедию, в ней наверняка были светлые моменты - не один и не два. И разжалобить кого-то своей довольно наивной историей Вы вряд ли здесь сможете. Меня - точно, - после этих слов кошечка перевела взгляд на Гюсташа. Тот уже торжествовал. - Ваши слова весьма похвальны, сир; в первую очередь, из-за того, что в них есть здравый смысл, но и Вас я не могу до конца похвалить из-за Вашей чрезмерной жестокости. Этот котик поступил довольно глупо, но заслужил вразумления, а не порицания. Если к нему все так будут относиться, он точно загубит тот талант, который у него сейчас есть. Я бы пообщалась с Вами больше, но боюсь встретиться с той вспыльчивостью, которую Вы только что проявили на моих глазах.
    - Господа, дамы, - подал-таки голос Одри. - Похоже, обстановка начинает накаляться, но мы пришли сюда веселиться, а не портить друг другу праздник. Позвольте пригласить всех вас на следующий танец - перерыв затянулся, а у нас в распоряжении всего одна ночь, - с этими словами, взяв под лапу Эвелин, несколько погрустневшую от истории Вальтера, Одри направился в центр площадки. Его примеру последовали и другие коты, избрав себе партнёрш. Констанса же демонстративно проигнорировала сначала просьбы Вальтера, а затем и немое предложение Гюсташа, встав в пару с котом, который приятелям известен не был. Начался новый танец.

    3

    22:31
    Позволю себе небольшой шажок назад в прошлое, если его можно так назвать. Дело в том, что среди котов, слушавших историю Вальтера, произошёл разговор, который, как мне кажется, будет важен для нашей дальнейшей истории. Сама собой эта беседа, больше похожая на традиционный обмен любезностями, будет впоследствии важна, как отправная точка очередной приключившейся на этом балу истории. Я вновь позволю материализовать себя, дабы подслушать или даже поучаствовать в этом разговоре – как получится. Моя скромная серая персона вряд ли может заинтересовать кого-нибудь, а посему я могу сейчас позволить себе подобный ход.
    Пока Вальтер исполнял свой номер для Констансы, Бакарди (я надеюсь, вы помните этого котика породы скоттиш-фолнд) как бы невзначай приблизился к распорядителю бала с явным намерением начать диалог. Я напомню дорогому читателю, что уже во время первого танца этот кот проявлял удивительное внимание к деталям, будто бы запоминая каждую мелочь, произошедшую рядом с ним. Теперь его пристального внимания удостоился и Одри.
    - И всё-таки у этого кота была весьма насыщенная жизнь, не находите? – начал Бакарди.
    - Да уж… ещё столь юн, а уже такие сложные мысли…
    - Вам не кажется, что своей выходкой он нарушит спокойствие на балу? – на эту фразу Бакарди, распорядитель бала улыбнулся и произнёс:
    - О нет, об этом можете не беспокоиться. Никакой опасности ни Вам, не собравшемуся здесь обществу он представлять не будет, да и не может. Просто дайте ему высказаться, показать себя – дальше не пойдёт. Впрочем, если он перейдёт границы допустимых приличий или соберётся это сделать, придётся его остановить.
    - Но почему бы не прервать его прямо сейчас? – продолжал настаивать Бакарди. Кот выбрал тему, которая не очень интересовала Одри, отчего разговор не клеился. Тем не менее, он спокойно ответил:
    - Я не вижу в этом никакого смысла. Кошечки с упоением слушают, коты тоже не проявляют какой-то особенной неприязни – не стоит так обрывать его, это дурной тон. Особенно если он сейчас рассказывает о вещах глубоко личных.
    - Да, здесь Вы правы, - вновь на время воцарилась тишина. – Вам, как распорядителю бала, лучше знать. Это же не первый Ваш опыт… - а вот эта фраза уже могла разговорить собеседника. По крайней мере, лучше, чем первая попытка Бакарди.
    - Честно признаюсь, - сказал, смеясь, Одри. – таким действом мне приходится руководить впервые. Всё же, когда руководишь балом, не узнавая при этом никого в лицо, это нечто совершенно иное. Но одновременно мою работу облегчает и тот факт, что практически все танцы не несут под собой никакой нагрузки, кроме простого увеселения. А занятие на этом балу, как я вижу, гости с успехом находят себе сами.
    - Вы находите такой подход более разумным?
    - Отчего нет? Возьмите в качестве примера того же… его, кажется, Вальтером зовут. Сейчас он исполняет свой номер, чем вызовет определённую реакцию находящихся здесь котов. Затем, наверняка, будут и другие, подобные ему. Важно лишь поддерживать эту атмосферу общения, а это не так сложно, как кажется, потому что гости сами делают эту работу.
    - Ну… это преувеличение. Держу пари, что после следующего танца о выходке этого… Вальтера забудут и переключатся на что-нибудь другое.
    - Точно так, сир, точно так. Позвольте, я не знаю вашего имени.
    - Бакарди.
    - Одри, очень приятно. Так вот, Бакарди, в этом вся прелесть маскарада – если бы все вынуждены были цепляться за что-то одно всю ночь, то я могу с уверенностью сказать: бал провалился с треском. Вы, я полагаю, тоже получали приглашение?
    - Да, это так. Похоже, я понимаю, к чему Вы клоните. Если постоянной смены атмосфер и настроений не будет, то не будет исполнено обещание о «непрекращающихся чудесах», упомянутых в письме.
    - Вот, Вы уже мыслите верно. Бал этот, конечно, традиционный, но больше увеселительный, нежели сакральный. Наша первостепенная задача – получить как можно больше впечатлений от веселья, но отнюдь не знаний о чём-либо. Впрочем, если гости переусердствуют в развлечениях, кое-какие знания отсюда тоже можно будет извлечь.
    - Знания? Сакральное? О чём Вы сейчас говорите?
    - Ну… друг мой, разве Вы не были на прошлом балу? Он был проведён ранней весной, в этом году.
    - Не припоминаю, расскажите, пожалуйста, подробнее.
    - Эх, с чего бы начать?.. – задумался Одри, но не успел продолжить разговор, так как в центре свалки готовы были начаться разборки между Вальтером и неким чёрным котом. Знакомые мне Гюсташ и Вальтер решили подраться. Пока только на языках, но мало ли, до чего это могло дойти. Удивительно неожиданно для всех, их перепалку прервала Констанса и на тот момент, как Бакарди и Одри отвлеклись от беседы, начала с поразительным тактом, не соответствовавшим тону слов, указывать сначала на театральность Вальтера, а потом и на жестокость Гюсташа.
    - Сир, - обратился я к Одри. – остановите их, пожалуйста. Боюсь, это может зайти слишком далеко.
    - Вы правы, - сказал распорядитель, после чего повернулся к своему собеседнику. – Приятно было поговорить, но, боюсь, придётся закончить прямо сейчас, - с этими словами Одри вышел в центр с успокоительной речью, обращённой ко всем, оставив Бакарди в полнейшем недоумении.

    4

    23:15
    Вновь выпуская некоторые танцевальные сцены, которыми мы успеем насладиться после полуночи, я продолжаю историю. Вернее, даю начало новой линии этой замечательной во всех отношениях ночи. Это такой момент, такая странная мелочь, которая не требует особого выделения в обособленный от сюжета промежуток между танцами. А вот кусочек главы ей уделить надо. Произошло это совершенно внезапно, неожиданно для всех – хотя, кого я обманываю? Все наслаждаются танцами (и правильно делают – разумные коты), один лишь я отмечаю каждый полутон эмоций, промелькнувший в выражении мордочек, в словах и прочем. В общем, я оказался единственным, кто приметил, как внезапно в центре свалки во время одного из танцев судьба решила свести двух весьма интересных персонажей – скромную Энни и улыбчивого Тонсчета. Котик приметил некую задумчивость в глазах своей партнёрши по танцу и, периодически наклоняясь к ней ближе, начал шептать ей:
    - Отчего Вы так сосредоточены? Вам не нравится бал?
    - Ах… - Энни даже несколько смутилась от неожиданного начала беседы. – Нет, ни в коем случае. Я просто пытаюсь обдумать всё то, что сказал этот странный рыжий кот. Возможно ли, чтобы кто-нибудь пришёл на рождественский бал в таком печальном состоянии? Это же неправильно…
    - Мы иногда не властны над своими эмоциями. Я думаю, ему стало легче после того, как он выговорился. Вы сочувствуете ему?
    - Да, и очень. А Вам разве он так безразличен.
    - О нет, я не имел это в виду. Скорее даже наоборот – его слова натолкнули меня на неожиданные мысли и новые чувства. Только посмотрите: чудесная ночь, которую мы проводим друг с другом, непринуждённая атмосфера. Как будто все силы природы соединились, чтобы настроить всех котов на…
    - На что же? – какой поразительный, немного детский блеск имели в этот момент глаза Энни! Вера во всякое чудо, ожидание всего самого наилучшего и прекрасного – вот, что в них выражалось. Речь Тонсчета чуточку сбилась:
    -Я… не знаю, как это верно объяснить, но это нечто совершенно особенное. Может быть, из-за того, что мы все под масками? На других балах разве возможно испытывать подобные чувства?
    - Всё зависит от компании, как мне кажется, - улыбаясь, сказала Энни. Разговор уже переходил в личное русло – можно было со спокойной совестью переходить на «ты» и спрашивать об имени. Холодность и официальность этикета первой встречи была полностью устранена. – Как тебя зовут?
    - Тонсчет.
    - Интересное имя. А меня – Энни.
    - Эх, если моё имя интересно, то твоё – красиво. Энн, Аннет, Неточка – как оно звучит… На многие лады.
    - Ты, как видно, скор на комплименты. Расхвалил и атмосферу бала, и моё имя… - с иронией улыбнулась Энни.
    -Что же я могу поделать, если атмосфера бала к этому располагает, - они уже разговаривали не шёпотом, но довольно громко, не опуская головы друг на друга. Этого сейчас и не требовалось – партнёры стояли довольно близко друг к другу. Энни вновь смутилась:
    - Ну, не стоит пока быть столь откровенным. На данный момент мы ещё не так хорошо знакомы. Связывает нас только знание имён, а это союз самый недолговечный. Но, - в её взгляде вновь отразилось сияние восходящей полной луны. – никто не помешает нам продолжить это знакомство.
    - Как жаль, что этот танец в скором времени придётся прервать. Мы вновь разойдёмся по разным частям компании. Надеюсь, мы встретимся снова?
    - Я пока никуда отсюда уходить не собираюсь. Мы ещё найдём время поговорить больше. До встречи, Тонсчет.
    - До встречи, Энни…
    Оба разошлись в разные стороны по площадке, оставшись в самых смешанных чувствах, предоставленные сами себе. Тонсчет очень умилился тому простому и несколько наивному диалогу, в котором он сейчас принял участие. Нечто очень глубоко задело его в поведении этой кошечки, в её словах и даже в их мягком и добром тоне. Приветливость и дружелюбие, весёлость, сочетающиеся с поражающей воображение чувственностью слов, плохо скрываемой страстностью мыслей. Была ли в данный момент хоть одна кошечка на этой свалке, подобная Энни? Скорее всего, были, но Тонсчет не мог в этом убедиться на практике, а верить предположениям сейчас не представлялось возможным.
    Энни же пребывала в тех чувствах, которые больше выражаются в движении, в мимике, даже в глазах, нежели в словах – в первую очередь, некое волнение и оживление, охватившие её. Они было одновременно и странными, и приятными; предрасполагали к продолжению разговора, требовали ответов на многие важные и не очень вопросы. Но сейчас позволить себе это было бы слишком большой роскошью, так как перед нами уже готова разыграться особенная сцена. Она чем-то схожа с только что представленной, но основывается на кое-чём волшебном, премного поэтичном и столь многими любимом.

    5

    23:35
    Можно заметить, что кошки уже не разделяются по кружкам, но большую часть времени между танцами проводят в больших компаниях. Все, наконец, в полной мере почувствовали атмосферу праздника, здесь даже слышатся поздравления. На центральной площадке - тысячи следов лап, выписывавших на ней самые затейливые и сложные фигуры. Сейчас на свалке особенная атмосфера - освещённые до этого множеством лампочек, коты и кошки даже не заметили, как кто-то невидимый приглушил освещение, впоследствии совсем его выключив. Свалку покинули два кота - мы ещё вернёмся к ним, но довольно нескоро. Среди гостей также не видно и Вальтера с Гюсташем. В целом, двуногому в принципе сложно было бы увидеть здесь что-нибудь. Вся свалка погружена в темноту, и только танцевальная площадка выхвачена из мрака гигантским лучом поразительно яркой, полной луны. В бликах лунного света кошачьи силуэты представляются иначе  - чем-то неземным, не имеющим чётких границ и пределов. Все границы стираются, все вступительные речи уже сказаны. Скоро ничто не будет сдерживать наших героев - начнётся настоящий маскарад, ради которого многие и пришли сюда. А вот и первый выпад этих резких и романтично мятежных чувств:
    - О, Вечный Кот, только посмотрите на эту луну! Нет, господа, не правда ли, она прекрасна? Я уверена, что никто из вас не видел ничего подобного - никогда, - общество обескуражено такой внезапной вспышкой радости, поданной кошкой Жеки. - Ведь на самом деле, никто, наверное, и не замечал до этого, как красив Лондон в это время года, правда ли? Эта таинственная ночь, этот ниспосланный нам лунный свет, в свете которого мы имеем возможность танцевать. Я как будто попала в сказку...
    - Вы драматизируете, - этот апатичный голос мне сложно спутать с кем-нибудь ещё. На фоне луны рядом с силуэтом кошки появляется тонкая, как жердь, фигура кота. Чтобы разрушить неопределённость, я немножечко перенесу ракурс, поставив моих героев перед моим читателем, дабы можно было хорошо рассмотреть их в свете лунных лучей. Лоснящаяся шерстка Жеки и приобретшая странно тёмный цвет шерсть Дориана - рыжего кота со странным выражением лица и пассивно-агрессивными манерами. Вот, какая пара оказалась в темноте рождественской ночи в этот раз. - но я не могу с Вами не согласиться, сегодня этот город прекрасен, как никогда. Всё в нём дышит праздником, а мы переняли это, создав здесь нечто, чего двуногим испытать будет чрезвычайно сложно, - кот замолчал. - Я очень хорошо запомнил ту луну. Смотрите, - и лапой Дориан как бы разделил луну зигзагом, добавив ещё две мысленные чёрточки по бокам. - да, вот так.
    - Эх, друг мой. Тот опыт нам, наверное, не придётся повторить. Лондон не тот город...
    - Не тот для чего?
    - Для того, чтобы в нём повторялись одни и те же впечатления, - с усмешкой проговорила Жеки. - Я убеждена, что каждый следующий бал будет всё лучше и лучше, - заиграла музыка, как будто вышедшая из сердец двух сошедшихся здесь романтиков. Площадка вновь озарилась светом; Жеки запела в некотором стиле, похожем на джаз. Игриво пританцовывая, она пошла вокруг Дориана:
    - В этом городе чудном
    И с законом столь сложным
    Выжить кажется трудным,
    А прожить – невозможным.

    Всем он кажется странным –
    Он вне мест, вне времён...
    Дориан понимал, к чему всё это идёт. Песня действительно разделилась на две половины - он просто чувствовал музыку, владевшую Жеки. Так, если бы они были едины. Чувство, наверное, доступное только кошачьим, хотя люди могут испытывать нечто подобное, когда они объединяемы музыкой. Кот продолжил:
    - И стал полем он бранным
    Для кошачьих племён.

    И на стыке событий
    Тут рождается песня –
    Что ни день, то открытье
    С каждым днём интересней.
    Встав спиной к спине, эти "влюблённые в город" продолжали петь, уже гораздо более нежно, но на следующей же строфе уже кружились в ритмичном танце, сопровождая каждое слово песни резким выпадом:
    - Полюбили мы очень
    Эти светлые дни,
    И туманные ночи,
    И дожди, фонари.

    И наш всегда готов ответ:
    Места романтичней,
    Необычней,
    Фантастичней,
    Чем этот Лондон, нет.
    Вновь погас свет. Пара, медленно двигаясь по кругу центральной площадки, перешла в своей песне на более романтичный, широкий и медленный ритм:
    - Избавиться от правил плена –
    Разворошить соседский сад
    И стрелки дядюшки Биг Бена
    Перевести на час назад.

    По Темзе долгие прогулки
    Нам приходилось совершать
    И в закоулки, переулки
    От злобных полликов бежать.
    Но Дориан, присевший в центре на колено, пока его обходила Жеки, тут же вернул строки в прежнее русло. Закончили они свой танец (и песню)уже стоя на знаменитой покрышке - едва успевая перевести дыхание, восхищённые сделанным и очень радостные. Да, Рождество стало праздником и для кошачьих.
    - И на звёздах подняться
    Мы хотим в небеса,
    Мы готовы стараться,
    Чтоб попасть в Хэвисайд.

    Нам вернуться обратно
    Нужно будет с небес,
    Ведь покой безвозвратно
    Испарился, исчез.

    И нам стоит жить,
    Чтобы вечно,
    Бесконечно,
    Столь наивно и беспечно
    Этот Лондон нам любить.
    Раздались громкие овации - публика была восхищена таким сложным, разносторонним номером, не сопоставимым с чем-либо известным. Намеренно романтический текст песни вряд ли привлёк чьё-то внимание, все были сосредоточены только на интонации, с которой всё это преподносилось, и на движениях, эти интонации сопровождавших. Герои этого бала стояли, возвышаясь над всеми, плечом к плечу. Рыжий аристократ с улыбкой взял кошечку за лапу, после чего выступавшие поклонились.
    - Жаклин, - переводя дыхание, проговорила кошечка.
    - Дориан, - сказал ей в ответ кот. Всё опять погрузилось во мрак.

    6

    22:47
    "Ты, Моцарт, идиот, и сам того не знаешь," - Сальери уже был изрядно раздражён началом бала. Весь план сейчас казался ему огромнейшим сумасбродством (для честности скажем, что вся их идея сумасбродством и являлась). Верховный Магистр не понимал до конца, что именно случилось и почему именно так, а не иначе. В конце концов, осуждение излишнего пыла этого рыжего прохвоста; проходимца, осмелившегося уподобить себя чуть ли не Джорджу Байрону, должно было произвести благотворное впечатление на публику. Окружающие действительно были удивлены, а многие испытали даже удовольствие от того, что назойливый рыжий кот на время скрылся не только из поля их зрения, но и с самой площадки (незаметно за ним последовал и наш Гюсташ-Сальери). Один лишь факт не учёл этот внезапный обличитель: Констанса не была публикой, она была вне этого понятия, из-за поведения и положения, в которое она себя поставила в этом обществе, её никак нельзя было втиснуть в определённые рамки. Их сцена на неё просто не действовала - первый же шаг авантюры Гюсташа и Вальтера оказался глубочайшим просчётом, что не умаляло злобы первого. Растерзывать своего компаньона он вряд ли собирался, но тут же, когда они отошли от площадки, налетел на него:
    - Дуралей, ты мог придумать что-то получше?! Или все твои маски уже исчерпаны - ничего нового тебе не под силу?
    - Чего же ты сразу так кипятишься, Фло? Это была только первая попытка, а уже за ней последуют активные действия.
    - Объясни мне, Мик, какого чёрта ты пришёл ко мне утром и втянул во всё это?
    - Никто тебя не втягивал, ты сам открыл мне дверь. Если бы ты хотел скрыть от меня свою внешность, то сидел бы в квартире тише мыши, - Моцарт был серьёзен и сосредоточен, как никогда. Он обдумывал следующий ход, а излияния Флорана раз за разом сбивали его с верной мысли. Чёрный кот опустился на снег:
    - Я не понимаю, почему вы не желаете дать мне отдохнуть?.. От дел клана, от вопросов, касающихся Джелли, от тебя самого, Локонте. Что мешало нам идти на бал по отдельности?
    - Ты умиляешь меня своими вопросами, - раздражение Фло в некоторой степени передалось и Микеле. - Меня просто поражает, как ты трясёшься из-за того, что я знаю твою внешность. Что тебя пугает и что такое низкое ты планировал сделать? Что-то, чего ни я, ни кто-либо другой не должен знать? - Флоран хотел возразить, но Микеле знаком остановил его. - Ты недооцениваешь значение первого нашего выхода. Мы смогли определить ту, которая идеально подойдёт для нашей с тобой идеи. Если она поверит нашему спектаклю, то все будут счастливы и получат то, чего желают. Если нет... что поделать? Мы, по крайней мере, неплохо играли.
    - И это всё, что ты придумал? Нет, в кафе я думал, что ты шутишь, что у тебя есть нечто большее, чем одно только охмурение кошечки. Теперь оказывается, что и плана-то никакого нет.
    - Никакого, mon cher, а это - самое главное. Что может быть прекраснее, чем творить прямо на месте выступления. Если она так и останется холодна к нам, мы сможем обратить вскипевшую между нами вражду... в шутку. Высмеять её холодность и неприступность.
    - Но это же всё так низко и так глупо.
    - Низко, глупо... Фло, этих слов сегодня днём ты не знал. Удивительно, да? О нет, ты очень чётко знал, куда ты идёшь (даже без меня), но когда рядом ещё кто-то, имеющий схожие притязания и мысли, это сразу низко и глупо. Это маскарад. И если ты хоть немного знаком с историей, то ты знаешь и всё происходящее, и итог данных мероприятий.
    - "Покинуть свалку до шести утра"... Да, это отражает цели данного сборища в нужном свете. Для меня не будет проблемой подыграть тебе, но впредь не будь таким приторным - в словах песни было слишком много сахару.
    - В таком случае, растопим же сердце этой Снежной Королевы. Как тебе такая мысль: битва между романтическим пылом и обаятельной сдержанностью - всё ради одной прекрасной кошечки.
    - Чтобы, влюбив её в себя, раствориться в ночи. "Le Rouge et le Noir".
    - Метко. Ну, пойдём. Там, судя по бликам, какой-то ужас на свалке творился. Сейчас опять темень - будем встречать полночь Рождества.

    +1

    6

    Глава третья

    1

    00:00
    Как уже было отмечено, мы оставили Джелли-свалку в полнейшей темноте, отвлекшись на разговор Микеле и Флорана. Темнота – эта деталь уже была продумана Мисто, равно как и все остальные мелочи, возможно, несколько в спешке, без должной организации, спонтанно – собрал ли он все эти отдельные танцевальные сцены в единый бал? Ведь читатель уже понял, что об этом вечере и не следовало бы упоминать, если бы он проходил по одной проторенной колее, по некой программе. Всё обязательно должно быть вне плана, против самых основных правил, всё в пику. Мистофелиса эта, если верно выразиться, «аксиома маскарада» волновала крайне мало; этот бал был ему интересен больше, как эксперимент, идея только – отсюда некоторые возможные недоработки. Тем не менее, присутствовавшие на бале необъяснимо и непередаваемо чувствовали эту идею. Можно списать это на интуицию или на некое магическое воздействие, но на тот момент, когда мы удалились вместе со знакомыми нам знаменитостями, свалку сначала раскачали Дориан и Жеки, а затем гостям оставалось только ждать начала одного из важнейших номеров этого бала – Полночной Песни.
    Нет, я недооценил способности Мисто. Разделив всех на группы и соединяя котов и кошек только в танцах, он догадался объединить их вновь – перед высшими силами, перед Луной. Я глубоко ошибся в определении этого бала, да и Одри был прав не до конца – этот бал не «менее сакрален», чем тот, который мы привыкли видеть на этом месте. Он просто другой. В нём схожая атмосфера таинственности и величия сплелась с впечатлениями совершенно новыми, с нехожеными во многих отношениях дорогами.
    Это в то же время и эксперимент, но эксперимент чрезвычайно опасный. И в данном случае я говорю далеко не об опасностях в лице кошечек, валерьянки и необдуманных поступков, но совершенно конкретная угроза. Я лишь напомню читателю, что Мангоджерри и Рамплтиза всё-таки украли приглашение для Кошачьего Бонапарта. Макавити в настоящий момент присутствует на балу – он находится среди ничего не подозревающих Джелли и Дестени. За эту ночь он может проявить себя как угодно; а нам не приходится сомневаться в том, что если он посетил Джелли-свалку, то определённо себя проявит. Вот я вижу, как вернулся один из котов, покинувших свалку во время танца. Его компаньона за ним не наблюдается, что странно. После нескольких вступительных па, гости расположились на площадке в шахматном порядке. Стрелки на импровизированных часах сложились, их свечение становится ярче – громко, подобного колокольному звону, но непередаваемо медленно отбиваются двенадцать ударов. Полночь. Наступает Рождество. Начало номеру дают кошки; они поют очень медленно, практически в ритме ударов часов:
    - О эта ночь!
    Сегодня опасения
    И наши сожаления
    Уходят прочь.

    И лунный свет
    Пришедших озаряет,
    Все страхи отдаляет –
    Печали нет.

    А город спит
    И скрыт ночи покровом.
    Нет мыслей о дне новом,
    Лишь снег летит.

    Взываем мы
    Сквозь тишины темницу,
    Стерев совсем границу –
    За нею сны.

    И в сказку мир
    Для нас преобразился
    И весь переменился
    Для пенья лир.
    Кошечки, медленно кружась, отступают назад . Музыка (а точнее, звуковое сопровождение) меняется – с мерных ударов одного большого колокола она переходит в перезвон множество колоколов меньше, а потому – звонче. Порядок меняется – кошечки отступили вглубь свалки, а коты вышли поближе; часть котов вышли ещё вперёд и встали в подобие шеренги, по очереди поднимая правую лапу вверх к луне, провозглашая каждый свою часть текста этой странной песни, но уже в совершенно ином темпе:
    - Глаза у всех горят,
    Ни шагу уж назад –
    Момент настал
    И начат бал,
    Открыт уж маскерад.

    И радостей мы ждём,
    Мы счастье обретём,
    Но мысль в сердцах:
    «А с чем в руках
    К утру мы все придём?»

    И всяк скрывает лик,
    Другой чтоб не проник –
    Нельзя спешить,
    Мог всё раскрыть
    Нахальных взглядов блик.

    Пришедший, веселись,
    Но за совет держись:
    Имей искру,
    Но поутру
    Себя не постыдись…
    В очередной раз всем в песне напомнили о том, какую большую ответственность они возлагают на себя за действия на этом маскараде. Шутка Мисто, переросшая в магический эксперимент, уже становится экспериментом социальным – в этом сомнений быть не может. Но это не был бы настоящий эксперимент, если бы не одна важная деталь – искушение, без него никуда. Именно поэтому сразу после окончания песни в свете луны, свалку озарил знакомое нам синеватое пламя, а перед гостями появились импровизированные столы с различными закусками, делившими площадь стола с блюдцами валерьянки. Бал был начат в десять, маскарад начинается в полночь. Все самые важные нам характеры описаны, а их истории выведены на первый план. Но окружение не может остаться в стороне, оно имеет возможность самым особенным образом влиять на происходящее, приведя героев к тому финалу, о котором они и подумать не могли. Нужно будет только покинуть свалку в нужный момент, но пока дадим дорогу веселью.

    2

    00:12
    Право, эти столики действительно очень забавны. Представляя собой обыкновенные куски картонных коробок, ящиков из-под всего, что только можно было достать, они были с поразительным вкусом уставлены различного рода пищей для котов и кошек, причём на милейшего вида блюдцах. Ни одного сбитого края или трещинки, ничего подобного – если бы я знал, кем именно на маскараде был Мистофелис, я бы подошёл и пожал ему лапу, ведь этот полностью продуманный  в магическом отношении праздник наверняка стоил ему огромных затрат его сил и способностей. И не только его – перед самым балом мне была дана возможность лицезреть, как котята бегали по всей свалки и отыскивали все эти блюдца, крышечки, колбочки и стёклышки, представлявшие в конце сборов одну громадную гору черепков. Теперь не так: закуски на блюдцах, валерьянка и другие настойки, о составе которых я судить не берусь, искусственные цветы в качестве некоего элемента декора (после обновления гирлянды из множества лампочек подобное декорирование уже можно счесть обыденностью)… Всё это нашло собственное место в такой чистой посуде, как будто её не просто принесли сюда откуда-то, а только что украли из магазина. И уж тем более, ни один двуногий не поверил бы, если бы ему сказали, что всё это было отыскано котами среди мусора. Гостям из клана Дестени, чья человеческая жизнь по разным причинам преобладает над жизнью кошачьей, можно было много чему удивляться и в эту ночь, хотя, казалось, после традиционного бала удивить кого-нибудь уже ничем нельзя.
    Коты сначала робко, а после всё с большей смелостью подходят к столу, рассматривают то, что выставлено на нём. Достаточно заветных шестидесяти секунд, чтобы вновь появились группы по интересам, опять начались различные обсуждения и чтобы все почувствовали себя абсолютно комфортно за этим общим столом, несмотря на скоротечность времени и прохладную ночь. Среди прочих компаний уже успели воссоединиться Энни и Тонсчет. Инициатором беседы был, конечно же, кот. Ведь Энни, как можно было сказать по первой встрече, была заворожена его словами, но подействовали они, как бенгальский огонь – на мгновение озарив сцену маскарада своим присутствием, всё  вновь кануло во мрак ночи по причине спонтанности встречи и недолговечности действия слов. И даже в подобном случае это был лишь только внешний взгляд: переключение внимания с Тонсчета на, например, номер Дориана и Жеки прошел быстро, но это ни в коем случае не значит, что семена известного рода не были посажены в душах как Энни, так и её кавалера. Только пока они не могли до конца распознать и определить их, чтобы каким-либо образом оценить.
    - Снова здравствуй. Как говорится, я привык сдерживать обещания, а потому я вновь здесь, - начал разговор Тонсчет, подсаживаясь поближе к Энни. – Продолжая начатый разговор, можно, как ты выразилась, не полагаться на «союз знания имён», но рассказать немного больше друг о друге? Как ты смотришь на это?
    - С удовольствием, но при одном условии, - улыбаясь, сказала Энни. – Ты рассказываешь свою историю первый. Я пока больше настроена слушать, нежели говорить. Да и рассказываю я о себе не очень складно, - эта напускная, ребячливая самокритичность, контрастировавшая с тем, что было сказано во время танца, придавало для Тонсчета ощущение некой дружественной теплоты.
    - В том-то и беда, что мне особенно рассказывать не о чем. Разреши… - Тонсчет было хотел попробовать что-нибудь из стоящего перед ним, но отбросил эту мысль. – А, впрочем, сейчас не время. Так вот… родился я в Южном Эйршире и всё своё детство провёл там, пока моим хозяевам не пришло в голову переехать в столицу…
    - Хозяева? – немного удивилась Энни. – Так ты, получается, настоящий кот?
    - Я был котом столько, сколько помню себя. И там, на юго-западе Шотландии не случалось ничего подобного, что я познал в Лондоне – открыв в себе способность к перевоплощению, мои прогулки на улице стали приобретать совершенно иной характер. Это странное ощущение, когда ты можешь исследовать город «на уровень выше», видеть все его красоты. И интересно, и внушает праведный трепет. А, находясь в Лондоне и создавая всё больше разных знакомств как среди котов, так и среди людей, я, видимо, нашёл кого-то совсем особенного. Ведь иначе я не смог бы получить приглашение, я правильно понимаю?
    - Наверное, это так.
    - Но почему же тебя так поразило, что я просто кот, Энни? У тебя обратная ситуация?
    - Нет, всё несколько сложнее, - сказала Энни. – Я жила отсюда довольно далеко – в России, - на мордочке Тонсчета выразилось искреннее удивление. – Но и у меня какое-то время была хозяйка. Просто большую часть своей жизни я провела в человеческом теле – я обрела этот облик в довольно раннем возрасте, а впоследствии он стал мне роднее, нежели кошачий. Это странно. Но я поняла один его большой недостаток – чрезвычайно сложно куда-то устроиться. У рождённых котами ведь нет никакой документации, - с несколько наигранной печалью произнесла кошечка. – Единственное, что я смогла себе обеспечить – книги. Много самых разных книг. Долгое время читательский билет был для меня самым дорогим сокровищем. Скорее всего, именно из-за своего увлечения литературой я стала искать лучшей жизни – и решила отыскать её в Лондоне. Из России я бежала в облике кошки…
    - Право, не могу не прервать и не отметить такой смелый поступок. Не всякий решился бы так последовать за мечтой, зная положение кошачьих в мире, - с уважением произнёс Тонсчет.
    - Я не знаю, была ли это смелость – всё произошло очень спонтанно. Но в Лондоне для меня раскрылась с совершенно иной стороны именно кошачья жизнь – я полюбила то, что не ценила тогда. А взращенная на книгах мечтательность только подкрепляла мою любовь к этой жизни, ставшей для меня особенной. А дальше всё, как у тебя – встретила хорошую компанию, а сейчас пришло письмо. Не имея возможности отказать самой себе и много воображая о предстоящем бале, я практически не ожидала того, что увидела тут. Столько всего, о чём я бы и не подозревала, оставаясь человеком… Ты даже теперь можешь видеть, как легко я заговариваюсь, как волнуюсь и… - в глазах кошечки стояли прямо-таки слёзы радости. – Извини.
    - О нет, нельзя же всё время слушать, следует и делиться своими мыслями. Я тоже могу сказать, что чем больше я узнавал котов, то тем больше… - в этот момент взгляд Тонсчета приобрёл какой-то совершенно новый вид. – чудес происходило в моей жизни. Я очень хорошо мог заметить, что такое не могли дать люди, но только… - и вновь этот необъяснимый блик. – коты, никто иной. Всё чаще я стал замечать хорошее, больше радоваться.
    - А какая же из жизней сложнее? – в этой реплике Энни как будто отразились эти удивительные и неожиданные взгляды Тонсчета.
    - Боюсь, что сложнее всего – наша, двойная жизнь. Мы занимаем промежуточное положение. Мы как будто отделяемся от общества кошачьего, но часто не имеем доступа в общество человеческое. Ведь магия не обеспечит не только документами, но и финансами. Трудно перейти из одного состояния в другое.
    - Да и не нужно, - Энни улыбнулась и немного подумала. – Какой он? На что похож твой Эйршир?
    - Чтобы ответить на этот вопрос, мне надо бы перефразировать того, кто там родился. Это особенное место, равно как и вся Шотландия. Слушай же, - Тонсчет наклонился к Энни и нежно прошептал. – Мой Эйршир – «вершины под кровлей снегов», мой Эйршир – «долины и скаты лугов», мой Эйршир – «поникшие в бездну леса», мой Эйршир – «потоков лесных голоса». Это Бёрнс. А как выглядит твоя Россия?
    - Тоже перифраз? – дружеская беседа превращалась в вещь совершенно иного уровня. На «желавших узнать друг друга лучше» повеяло духом маскарада. Энни не могла не поддаваться этой странной смеси приятных чувств со стыдливым страхом из-за подобных действий Тонсчета. – Попробую, но вряд ли получится так красиво. «Умом Её нам не понять, аршином общим не измерить: у Ней особенная стать – в Неё мы можем только верить». Тютчев, - Энни очень волновалась, когда прочитала последнюю строку.
    - Мне кажется, я тебя сконфузил, - неспокойно проговорил Тонсчет, понимая, что действует неверно. – Может быть, нам пока чуточку расслабиться? Так много чувств мы высказываем друг другу сразу, это же обескураживает.
    - Нет-нет, - отвечала Энни. – Для меня лучше такая откровенность, чем торжество безликих масок, - эти слова она сказала в пустоту, но после повернулась к Тонсчету и проговорила с особенной убеждённостью. – Мне так лучше, даже если ты сейчас просто играешь роль. Всё-таки это маскарад. Но я сейчас не хочу удаляться от тебя, хотя мы вместе только на одну ночь – как будто я даже боюсь этого.
    - Ничего, подождём танца вместе, - проговорил Тонсчет в то время, как его хвост незаметно обвился вокруг Энни. Кошечка уже не сопротивлялась этому действию: «С каждым словом мы всё ближе друг к другу, я не могу повернуть это вспять». Тонсчет же волновался, наверное, больше, чем Энни: «Надеюсь, тебе, мой дорогой друг, хватит духу признать, что ты ведёшь себя далеко не так, как планировал. Но можно ли противиться?» Оставшееся до танца время Тонсчет и Энни беседовали, сидя друг рядом с другом – то смеясь, до говоря восхищённо, доказывая друг другу что-нибудь, что-то обсуждая. Упомянутые мной семена постепенно давали ростки, но и здесь следует упомянуть одну очень важную деталь. Вернее, две детали. И обе сейчас находятся рядом с Тонсчетом и Энни, прослушав все их разговоры.

    3

    00:30
    Недалеко от Тонсчета и Энни за импровизированным столом сидела ещё одна пара, пока что моему читателю не известная. Оба, хоть и независимо друг от друга, чутко вслушивались в каждое слово, произнесённое объектами их внимания – кошка делала это более рассеянно, как бы не специально, а вот кот будто бы улавливал каждую интонацию. Он – как сам лукавый во плоти или, по крайней мере, выглядит таковым. Золотистая шерсть с опоясывающей грудь тёмно-коричневой полосой и смотрящие намеренно с прищуром глаза. Сохранять спокойствие не очень получается, так как вот уже минут семь он пытается добиться того, чтобы на него взглянула она.
    Она же – элегантная кошечка, сочетающая в своём окрасе белую основу и словно надетое на неё сверху коричневое пятно, будто бы оставившее неприкрытым правое ухо. Она уже не та, какой мы её видели в сцене с Вальтером (а это та самая молодая кошечка, внимательно слушавшая нашего рыжего проходимца), но сейчас она просто скучает – без его кривляний, без речей Гюсташа или шпилек Дориана. Время после полуночи пока что оказалось весьма скупо на общее действо, и она по стечению обстоятельств оказалась вне какого-либо круга общения, а теперь сидит перед этим странным котом, явно имеющим к ней какое-то предложение.
    - Напрягает, действительно? – тихо проговорил кот. – Просто-таки торжество добродетели… - кошечка ещё не до конца понимала, что обращаются к ней. – Они уже друг другу стихи рассказывают.
    - Хороши стихи, а что тебе не нравится? – со вздохом ответила кошка. Попытки золотистого завязать разговор были слишком уж назойливы.
    - Хех… да разве здесь место, чтобы читать стихи? Мне вот что-то подсказывает, - кот обвёл взглядом стол. – что здесь компания собралась отнюдь не для литературного вечера. Нет?
    - Литературный или нет, но по энергетике похож, это да, - кошечка зевнула, прикрывая лапкой рот. – Такими темпами я очень быстро отправлюсь на покой, даже не дождавшись утра, чтобы узнать, чем закончилось всё это дело.
    - Ну… если дела нет, его можно и устроить. Чего же время пропадает зря?
    - Да оставь ты меня, - она уже была раздражена. – Я пришла сюда просто чтобы отдохнуть, а не искать приключений. И, если честно, - кошечка сделала паузу. – Отдых тут весьма специфический.
    - Можно отдохнуть и интереснее, - в голосе кота уже звучала готовая идея, которую только нужно было выразить в словах, детальнее и понятнее. – У нас уже есть вот эта парочка, так? Пока они всё ещё так мило общаются, танцуют и шарахаются друг от друга, даже не веря в то, что их история может пойти и дальше…
    - К чему клонишь, говори уже?
    - Как думаешь, получится развеселить тебя, если мы, так сказать, поспособствуем их дальнейшему воссоединению? При посредничестве, разумеется… - с этими словами кот живо указал взглядом сначала на один, потом на второй, третий и даже четвёртый пузырёк валерьянки, стоявший на столе.
    - Я не любительница алкогольных забав. Да и что за бред – заниматься сводничеством?
    - А чего их сводить-то – все уже и так сведены, немногие остались в гордом одиночестве, - на последнюю фразу сделал особый акцент, поддев тем кошечку. – Нет, сводничеством заниматься не требуется. Нам только лишь остаётся направить их по нужному руслу, а заодно и самим повеселиться на этом… празднике жизни.
    - Забавно. И каков твой план действий?
    - Всё довольно просто, но этот план требует скорейшей и очень чёткой реализации, - кот сейчас говорил до удивления серьёзно, но вдруг снова ухмыльнулся. – Ты ведь уже познакомилась с пассией этого… аристократа? В перерывах между танцами постепенно и не очень навязчиво поддерживай и воодушевляй её. Намекни ей на его симпатию, подкрепляя всё это… «средством для храбрости»,  - кот взял в одну лапу пузырёк, предварительно поставив перед собой пару стаканчиков.
    - Какой удивительный в своей сосредоточенности бред, - сказала кошечка.
    - Это всё понятно, тут особых логических умозаключений и не требуется, праздник ведь. Давай-ка я сначала рассажу до конца, - кот тем временем налил в стаканчики настойку. – Видишь, как действовать надо; из блюдца-то не всякий пить будет, неэтично так подавать. Учти это, - после ещё одной паузы, потраченной на возвращение пузырька на его законное место, кот продолжил. – Я в свою очередь буду обрабатывать кота. И я обещаю тебе, что как только мы приложим наши усилия, результаты не заставят себя ждать. А остаток ночи мы можем, повеселившись, продолжить отдых вместе…
    - То есть, вся твоя идея сводилась только к предложению провести маскарад вместе? – засмеялась кошечка, после чего с полной серьёзностью сказала. – Согласна. Пока чего-то особенно интересного я тут не нахожу, а твоя идея не может оказаться на проверку не такой уж плохой. Так почему бы мне не воспользоваться тобой?
    - Как ты, однако, интересно всё подводишь под себя. Неожиданно, но такой подход мне нравится, - почти упиваясь своими мыслями, говорил кот, растягивая слова. – Главное, действовать в именно в перерывах, чтобы романтики во время танца были предоставлены сами себе и делали за нас большую часть работы.
    - Но в чём заключается результат всего этого?
    - Понятия не имею, - безразлично произнёс кот. – Дело в том, что ясен только лишь сам процесс, но результат понятным быть не может, да и не имеет на это права. Это же «ночь чудес». Я ещё попробую раскачать и самих собравшихся, чтобы никому не было скучно. Так ты готова?
    - Я… - задумчиво сказала кошечка, уже готовая ответить утвердительно, но к паре внезапно подскочил рыжий кот, весёлый и улыбающийся. Золотистый только скрипнул зубами, а удивлённая кошечка тихо прошептала. – Вальтер…
    - Сударыня, разрешите пригласить Вас на танец, - сказал знакомый  читателю повеса.
    - Прошу прощения… сударь, - зашипел кот. – но у нас сейчас очень важный разговор.
    - Не стоит, - обратилась кошечка к собеседнику. – я во всём с тобой согласна и участвую в любом случае. Но всему своё время, и сейчас – время танцевать.
    - Вы очень правы, - добавил Вальтер, окинув презрительным взглядом золотистого кота. – Пойдёмте же.
    Начался танец, а идейный кот так и остался за столом, в гордом одиночестве наблюдая за танцующими парами, примечая среди них и кошечку, которой он так пламенно излагал свою шутовскую идею, со светившимся от счастья и праздничного настроения Вальтером.
    - Сплошные загадки, сплошные противоречия, - проговорил кот и принялся постепенно опорожнять стоявший перед ним стаканчик. Не мог он не заметить и счастливо танцевавших Энни и Тонсчета. Кот лишь только вновь улыбнулся своей идее. «Маскераду быть», - подумал он.

    4

    00:40
    - Вперёд, мой дорогой друг, - именно с этими словами радостный Вальтер благополучно покинул Гюсташа и переместился вдоль стола к той паре, что была не так давно упомянута. Этим своим высказыванием он желал привлечь внимание компаньона далеко не к танцам или, во всяком случае, не только к ним. Рядом был объект их обоюдного и очень пристального внимания – Констанса. Но Вальтер, собственно, дав начало всей этой истории, решил благополучно уйти в «подтанцовку», как бы предоставляя этим Гюсташу возможность проявить себя.
    Поведение Моцарта всё больше выбивало Фло из колеи – невозможность приято провести время на маскараде из-за дури Локонте и своей собственной оплошности казалась ему немыслимой. Но игра уже началась, и поменять что-то в её правилах было слишком маловероятно. Собрав всё своё спокойствие воедино, но продолжая клеймить себя идиотом, Гюсташ подошёл к Констансе:
    - Ещё раз здравствуйте, - сказал он. – Разрешите пригласить Вас на танец.
    - Что? – кошечка была в тот момент как будто в своем собственном мире и сосредоточена была исключительно на самой себе. – Ах, это снова Вы. Зачем Вам меня приглашать? Вы, наверное, рассчитывали, что я сразу соглашусь, не так ли? С чего Вы это взяли?
    - Мне лишь только жаль быть здесь и смотреть на то, как Вы час за часом проводите в одиночестве, - Гюсташ был подготовлен к резкостям и парировал. – Как мне кажется, этот вечер организован не для того, чтобы быть предоставленными самим себе.
    - Ох, Вы-то уж точно знаете все тонкости званых вечеров, в этом я и не сомневалась, - съязвила Констанса. – Давайте я уж как-нибудь решу сама, проводить мне маскарад в одиночестве или нет.
    - Отнюдь, - сказал Гюсташ. – на подобном мероприятии я впервые, но на тех вечерах, что были похожи на этот, курс устанавливался обычно на сближение, а не удаление людей друг от друга, - «Да что она мнит о себе? Но нет, пока следует держаться», - Разве я не имею права упросить Вас хоть на один танец?
    Констанса немного помолчала; было видно, что она всё взвешивает и обдумывает. Наконец она сказала:
    - Знаете…
    -Гюсташ.
    - Да, Констанса, enchantée. Так вот, Гюсташ, знайте, что Вы, несмотря на всю Вашу холодность, будете упрямее, нежели тот рыжий трубадур, с коим Вы так жестоко обошлись. Но пойдёмте. Можете считать, что уговорили меня.
    Только что составившаяся пара вышла на танцевальную площадку. И, в общем-то, только теперь, оказавшись рядом с Констансой и ожидая такт, Гюсташ понял, насколько глубоко он будет несчастен весь этот бал из-за вперившихся в него глаз Вальтера, находившегося не так далеко вместе со своей партнёршей. Когда взгляды котов встретились, последний подмигнул Гюсташу, как бы хваля его за смелость и вывод Констансы из её «зоны комфорта». «Прибил бы», - подумал Гюсташ, но быстро переменил тактику, так как почувствовал, что слишком напрягся и даже клыки чуточку обнажились.
    - Что с Вами такое? Аккуратнее, не сломайте мне позвоночник, - сказала Констанса, когда пары начали новый танец. Быстро сориентировавшись, кошечка нашла среди собравшихся того, кто одним своим видом злил её «кавалера на один танец». – Ах, опять он, а Вы всё так же недоброжелательны к нему. Успокойтесь, Гюсташ, вы придаёте этому задаваке слишком много значения, чего не следует делать при Вашей аристократической манере держаться. Злость Вам не к лицу.
    - Вы говорите мне всё это, но при этом полностью оправдываете собственную холодность и отчуждённость, я прав?
    - Извините, конечно, но… - в этот момент Гюсташ совершил поддержку, после чего Констанса закончила фразу. – Моя отчуждённость есть моё сугубо личное дело;  на неё у меня есть причины, которые я прямо сейчас Вам не разглашу. По крайней мере, не все, - последняя фраза была произнесена совсем уж загадочным тоном. Гюсташ, продолжая движение, повернул Констансу кругом, и пара продолжила движение вперёд уже не друг напротив друга, а прямо, рука об руку (лапа об лапу?).
    - Но чем же я заслужил такое обращение? – фигуры танца теперь по-настоящему мешали разговору, так как партнёрша то приближалась к Гюсташу, то удалялась от него, то Гюсташ вынужден был совершать очередной поворот.
    - Поверьте мне, Вы в этом случае виновны не больше, чем всякий, кто пытался на этом бале произвести на меня впечатление, - было, право, очень интересно наблюдать, как Констанса сочетала свои тяжёлые фразы с настоящим порханием, заложенным в её танцевальную партию.
    - Тогда от этого состояния нужно находить какое-то лекарство, разве нет? Мне кажется, я бы мог помочь Вам в этом, показав Вам маскарад совершенно иначе, чем вы видите его сейчас, - Гюсташ присел на колено, а Констанс пошла вокруг него. Надев на себя маску улыбки, демонстрируемую собравшимся, она произнесла:
    - Мне не нужно лекарство: ни от Вас, ни от кого-либо другого. А потому разрешите пока откланяться, - и с той же улыбкой она легкой поступью ушла от Гюсташа в другой конец площадки.
    Этот выпад Констансы был для Гюсташа несколько неожиданным. Ещё больше он удивился тому, что покинувшая его партнёрша снова вальсирует, но сама, с воображаемым партнёром, если описывать это правильно. «И что у неё в голове творится? Но ты, конечно, выбрал непростую задачку, Вальтер. Сам-то её сумеешь разгадать?» - постепенно все эти сложности и тонкости, касавшиеся сей кошечки, отвергавшей всякое внимание и общество, пришлись по вкусу Флорану. Он решил поддержать игру и пошёл, вальсируя, по кругу вслед за Констансой. Они успели пересечься, выйдя из круга и пройдя через центр свалки. Констанс подошла к Гюсташу и, приложив лапку к груди чёрного кота, сказала:
    - Настырнее Вальтера, я же говорила.
    - Танец ещё не окончен, мне хотелось бы продолжить, - ответил Гюсташ и подал Констанс лапу, которую та (неожиданно для Гюсташа) приняла. После ещё одного поворота Констанса прижалась к Гюсташу и обнимая того за плечо правой лапкой, выставила левую параллельно полу. Гюсташ обнял талию партнёрши, а та подняла свои лапки вверх.
    - Я лишь только хочу быть сама собой и получать радость от этого праздника. Я желаю быть свободной и не следовать сиюминутным увлечениям всех этих кавалеров, - Констанса поморщилась.
    - Так Вы восприняли меня как того, кто желает закрутить с Вами маскарадный водевиль?
    - А разве нет? Не стоит прикидываться Гюсташ, Ваша любовь к подобным маскам не идёт Вам ещё больше, чем Ваше умение уколоть словом. Может быть, я так говорю Вам, потому что вижу в Вас подобного самой себе. Вы очень странный кот: ведёте себя со мной практически так же, как и другие, не меняя ни интонаций, ни формулировок, но… есть в Вас нечто такое, отчего мне не хочется отталкивать Вас, а если я и делаю это, то будто сама в себе рассчитываю на то, что Вы вновь подойдёте, снова обратитесь, - в этот момент Гюсташ подхватил Констансу, поддержав её, усадил себе на руки; в свою очередь, Констанса обеими лапами обвила шею Гюсташа. Когда Гюсташ, кружась, достиг нужного темпа, она спустилась с его рук и, держась за плечи кота, некоторое время парила в воздухе. Гюсташ заметил настоящий испуг и смятение, выразившееся на лице партнёрши. Вновь встав рука об руку, коты, сделав шаг вперёд, опять приблизились друг к другу.
    - Не надо так Гюсташ, - заговорила Констанса, но фигура танца разделила их, не дав кошечке закончить реплику. Следом Гюсташ приблизил кошечку к себе, и музыка затихла. – Как бы Вы не скрывались, в Вас есть пламя. Извините мне мой эгоизм, но не пытайтесь растопить лёд у меня на сердце, - Констанса прижала свою лапу «к сердцу» кота. – Пусть оно не борется со мной. Для Вас лучше оставить меня одну, - после этих слов кошечка спешно покинула танцевальную площадку. К Гюсташу тут же подскочил Вальтер:
    - Ну? Как прошёл танец?
    - Это было... – Гюсташ не мог верно сформулировать мысль. – необычно, да, - сам же для себя он добавил: «Кажется, я не до конца понял детали этой «игры». А только ли игра?» - но после продолжил: «Конечно игра, другого и быть не может. И ты, и она – все здесь, чтобы играть».

    5

    00:45
    - Проходи сюда. Ох, чума и блохи, а валерьянка-то тебе зачем? Поверь мне Жеки, в эту ночь сохранение трезвости мысли должно стать основной нашей задачей, - с такими словами Дориан шёл тропой, ведущей к окраинам свалки; за ним по пятам следовала Жаклин.
    - Вообще-то я бы не отказалась ещё от одного танца, - наигранно сердито произнесла кошечка.
    - На этот счёт можешь не беспокоиться: когда мы ушли с площадки, время уже продвигалось к часу ночи. У тебя ещё будет целых пять часов – танцуй до упаду.
    - Ну, Дорри… - с усмешкой сказала Жеки. – А если я хочу танцевать именно с тобой? Мы ведь по-настоящему поразили всех нашим дуэтом, разве нет? А вместо этого ты тащишь меня прочь от празднества и ведёшь чуть ли не в самую гущу этого… мусора. Зачем?
    - Маскарад желательно покинуть сразу, как только появились столы и алкоголь, разве нет? – уж кто-кто, а Дориан сейчас был абсолютно серьёзен. Не находя воодушевления в глазах Жеки (такого, которое соответствовало бы, как он думал, его мысли), кот продолжил. – В любом случае, тут, мне думается, будет лучше. Только посмотри!
    Действительно, «романтики» сейчас оказались буквально на границе двух миров, взойдя на какое-то возвышение; их обзорная площадка в лунном свете казалась настоящей горой, хотя была просто удачно собранной кучей мусора. По левую лапу была цепь освещённых гирляндами дорожек, выглядевших цепями громадной нервной сети, сходившимися в ярком световом пятне танцплощадки. По правую лапу Жаклин и Дориану представлялись огни близлежащих домов и необъятное звёздное небо с диском полной луны, светом которой были озарены наши герои, сидевшие на самой вершине этой странной и бесформенной груды. Эти «два мира» - кошачий и человеческий – образ их поистине захватывал дух; всё же, они были отделены друг от друга, соответственно, хлипким забором и неосвещённой частью свалки, что давало некоторый повод для размышлений о том, как тонка граница между этими «вселенными».
    - Разве это не удивительно? – продолжал Дориан, указывая на звёздное небо. – Могу тебя полностью заверить, что ни один из оставшихся там, - кот кивнул в сторону танцевальной площадки. – всей этой красоты не увидит.
    - Но кто же может им в этом помешать? – удивилась Жеки. – Это ведь так просто. Уйти с площадки и подняться повыше – всё, что требуется.
    - Напротив, решиться на подобный уход очень сложно, а главным препятствием для каждого будет он сам. Это же маскарад! Нельзя в середине праздника покидать место действия. Я и за собой чувствую эту слабость, потому что могу уйти только недалеко, но всё равно вернусь. Это полный абсурд, но даже я не могу и не позволю самому себе уйти в город.
    - А я не вижу смысла уходить в город, - уже с некоторой долей сомнения в голосе произнесла Жеки. – Неужто красотой ночи и праздником нельзя насладиться здесь? Нам предоставлено всё, что только возможно; так давай пользоваться тем, что нам дано!
    - Безусловно, это так и будет, - отвечал Дориан, прибавляя словам разочарованное звучание. – Мы будем веселиться, танцевать и общаться друг с другом, Жеки. Это так. Но и ты дай мне обещание, что за всю ночь не коснёшься этих… настоек.
    Кот пребывал в настоящем волнении, хоть и (во многом мастерски) старался скрыть его. Он желал сформулировать для Жеки какую-то сложную мысль, но формулировки ускользали от него, одно слово не подходило к другому. Наконец, Дориан собрался и выдал:
    - Те, кто сейчас на площадке, не понимают, что такое маскарад. Это непонимание и погубит их. Ведь веселье маскарада должно, по идее, достигаться тем, что ты примеряешь на себя другую внешность, другой характер. В этом игра. Но никто так не делает, все оступаются в одном и том же месте. Они играют не масок, но самих себя, выставляя на показ самое сокровенное и личное; в первую же очередь – пороки. Алкоголь же для того, чтобы это обнажение произошло как можно быстрее. Мне бы только хотелось не допустить для нас подобной судьбы. Я хочу, чтобы мы, отпраздновав, спокойно ушли отсюда под утро, а не бежали, боясь быть раскрытыми, стыдясь самих себя и своих действий. Если собравшиеся поддадутся всем этим соблазнам (а они это сделают), сегодняшнее утро обнажит самые неожиданные подробности – и о Джелли, и о Дестени. Я только пытаюсь сделать так, чтобы хоть над двумя гостями не возобладал порок. Это я и ты, Жаклин.
    Кошечка немного опешила от таких слов Дориана. Её во многом можно было понять: любая из прекрасной половины кошачьего племени чувствовала бы себя неловко, если бы к ней с такими предложениями, почти требованиями, подошёл совершенно незнакомый кот, да ещё и практически в темноте. Но было в словах этого кота не только нечто разумное, но и как будто бы родное, знакомое Жеки. Она вглядывалась в треугольные черты рыжей мордочки, потерявшей свою яркость в свете луны, но так и не могла понять, что знакомое ей есть в этом коте. В конце концов, именно он был тем, кто ответил на её восклицания, а теперь после первого же их танца желает её от всего уберечь.
    - Я благодарю тебя за заботу, но всех тех обещаний, которые ты с меня требуешь, я пока что не могу тебе дать. Всё-таки я пришла сюда именно веселиться, а…
    - Я не призываю к отказу от веселья, - перебил её Дориан. – но лишь хочу, чтобы ты не теряла голову от веселья. Ведь если… - кот хихикнул. – сохранить в этом переполохе масок разум, ты, скорее всего, будешь единственной, кто наутро будет помнить весь бал. И страшно не будет от воспоминаний – это же замечательно.
    - Да, замечательно… - задумчиво ответила кошка и уже готова была начать спускаться с «горы», но Дориан остановил её, придержав за лапу.
    - Подожди, Жеки. Если я действительно прошу многого, то пообещай мне кое-что другое. Давай встретимся через час на этом же месте и будем так встречаться до конца бала, без пятнадцати минут два, три и т.д. Это, я надеюсь, не будет для тебя так обременительно?
    - Нет, я только за, - отвечала Жеки и с улыбкой добавила. – А у меня к тебе такой вопрос: а как ты сам считаешь, ты сегодня больше играешь маску или самого себя?
    - Маску. И только её, - отчеканил Дорри, после чего закончил фразу с наигранным смущением. – Я в реальной жизни так много не говорю. Но я должен был это сказать, ведь я…
    - Что?
    - Складывается ощущение, что я уже очень давно и очень хорошо знаком с тобой. Не хочу тебя пугать этим, но мне кажется, что скоро я пойму, кто скрывается под этой жизнерадостной маской.
    - Не хочу тебя пугать этим, - весело передразнила его Жеки, но продолжила искренне, хотя и сохраняла свою обычную весёлость. – Мне тоже кажется, что я уже давно тебя знаю и даже понимаю, кто ты на самом деле. Но это всё слишком смутно, и мне не хочется сейчас играть в угадайку. Я думаю, и ночь, и утро ещё покажут нам. Пока же прошло порядочно времени, пора возвращаться к остальным.

    0

    7

    Глава четвёртая

    1

    01:00
    Движение времени неумолимо – это всем известный закон. Вся интрига, вся сущность устроенного на Джелли-свалке маскарада держится именно на беспристрастности времени и на неумении людей (а ведь наши коты с некоторых пор не совсем коты) следить за этим самым временем. Для того, кто увлечён празднеством и не наблюдает времени, оно течёт быстрее; для того, кто смотрит непосредственно за ходом и развитием истории, время медленно, практически вещественно, а в определённые моменты подобная его материальность может свести с ума. По самому вероятному сценарию, участник маскарада должен именно «заиграться», окружённый удовольствием, потерять это чувство времени и оказаться беззащитным перед стрелкой часов, что незаметно для него пересекла предоставленную ей черту. Таких гостей здесь большинство.
    Есть ещё некоторые, они поглядывают на часы, отсчитывают минуты. Так, например, раз за разом с самодельными часами сверяются Гюсташ, Вальтер. Это те, кто желает заполнить впечатлениями каждую секунду отведённого им времени. Однако и они балансируют на этом тонком, отмерянном одним-единственным котом отрезке, на этом лезвии, после пересечения которого срываются всяческие маски. Время для этих двоих, упомянутых выше, - не предвестник, не предупреждение, а ресурс, которым надо пользоваться в своё удовольствие, сохраняя при этом в душе наивную надежду, что роковой момент наступления утра не будет пропущен.
    Третий тип гостей – самый малочисленный. Прямо скажем, это только лишь два кота, в полной мере видящие все подводные камни, которые таит в себе данное празднество. Первый из них – несчастный Дориан, будто бы заранее себя взвинтивший и не имеющий ровным счётом никакой возможности получать удовольствие от праздника. Некий неизвестный нам долг, как видно, служит императивом практически всех его поступков (в частности, причиной его появления на маскараде), да и сцена, увиденная нами на окраинах свалки, находится в согласии с этим словом-основой. Подтачивал же эту основу образ Жеки, удивительная сила, излучаемая этой кошечкой: буквально против своей воли Дориан вливался в игру масок, хотя и старался подстроить правила этой игры под себя. Второй такой кот – Одри – испытывал похожее волнение, рождавшееся уже от более конкретного долга, обязанности - ниспосланной ему должности распорядителя бала. И даже для этого кота, в достоинстве которого не может быть никакого сомнения (ибо нет сомнения в правильности решений старика Дьютерономи), имеется на этом бале, кроме прочих, дополнительное испытание – Баккарди. Скоттиш-фолнд, казалось, применял все доступные способы, чтобы засыпать Одри словами и репликами, в самом буквальном смысле усыпить ими. Попутно, конечно, он ещё старался вернуться к отброшенному разговору, но пока все речи Баккарди натыкались на немое сопротивление кота, уставшего от бомбардировок вопросами, сопряжёнными с любопытством ничем не скрываемым.
    Но что будет, если обратить все эти группы, весь их анализ времени в шутку – спутать их, обмануть? На сегодня заявлена ночь чудес, так почему же чудеса должны быть либо столь приземлёнными, либо связанными исключительно с изменением внешнего облика котов и кошек? Отстранившись от танца и наблюдая за веселящимися гостями, я приметил одного кота, подозрительно пристально разглядывающего магические часы, собранные котятами под руководством Мисто. Незнакомец смотрит на механизм и странно ухмыляется; мне даже кажется, что я понимаю, чем именно он так заинтересовался. Эти магические часы, отсчитывающие время до окончания маскарада… но вдруг Стоф вложил в эту вещь такую функцию, о которой и сам даже не подозревает?! Нет ничего проще, чем подойти к этим часам поближе, а, когда центральная площадка в очередной раз погрузится во мрак, повернуть стрелку назад. Совсем немного, может быть, на одну только четверть часа. Или же можно руководствоваться старой и любимой фразой о тех, кто не рискует и не пьёт; и попробовать повернуть эту стрелку на целый час назад. Тогда результат эксперимента будет более вещественным, более явным. Но каков этот результат и что за собой повлечёт этот эксперимент? Возможно, это дезориентирует гостей,  и они не смогут удалиться со свалки в нужное время; или же это действие к общему удивлению оттянет роковую минуту, отмеченную цифрой шесть; а, может, само течение времени в нашей истории будет искажено, и вслед за этими часами циферблаты всех часов разом повернутся вспять… Есть ли в мире хоть что-нибудь невозможное для магического и фантастического Мистофелиса?
    Но нельзя утверждать ничего конкретно, пока действие не будет совершено. Я вижу, как кот оглядывается, осматривается; примечаю, как его лапа тянется к стрелке, но – неудача, рядом распорядитель бала. Он точно помешает или (хуже того) прогонит чересчур любопытного кота. Однако вот Одри удаляется на другой конец площадки, и лапа того же кота вновь тянется к стрелке. Ещё немного, и произойдёт что-то непоправимое; нечто, что в одно мгновение сделает смешным само время, превратит в пыль его неумолимость, подчинит эту наиболее беспристрастную вещь воле случайно оказавшегося рядом с циферблатом кота. Могу ли я помешать ему? Вскочить с места и одёрнуть его лапу. Да что уж там, одного только оклика было бы достаточно, чтобы смутить кота и не дать ему возможности закончить начатое, но я не знаю ни вымышленного, ни настоящего имени и даже боюсь в этой ситуации показаться нелепым. Однако в самый неподходящий момент гаснет свет, а сзади ко мне подходит некто, называет моё настоящее имя, и я следую в темноту уже за другим незнакомцем – времени для дальнейших наблюдений уже нет.

    2

    01:05
    «Как ему удалось смутить её?» - Вальтер, ничего не стесняясь, наблюдал за погружённой в свои мысли Констансой. Во взгляде кошечки к удивлению Локонте уже не отражалось ни тени презрения к собравшимся, ни капли желания отрешиться от происходящего – мордочка Констансы выказывала только глубокую задумчивость. Микеле, скрывшийся за маской рыжего хитреца, мог лишь гадать, что такое мог сказать Флоран, чтобы враз направить Констансу по другому пути, поместить её совсем «в себя». Вальтер как можно более пристально наблюдал за туром Вальса, организованным Гюсташем, но ни одной подробности из компаньона Вальтер так и не смог вытянуть. Что за разговор, коим сопровождался весь танец, произошёл между Гюсташем и Констансой, но первый ничего не мог (или же не хотел) сказать толком, а вторая пребывала после танца в невиданной доселе прострации. Однако, одной лишь фразы, обращённой к кошке, оказалось достаточно, дабы понять бессмысленность восхвалений в адрес Гюсташа: Констанса отреагировала практически столь же язвительно:
    - Пришли рассказать мне ещё одну историю из вашей удивительной жизни? – едва себя показавшая, кошечка вновь скрыла истинный облик своей души под взятой в самом начале вечера маской. «Ночь чудес» продолжалась, а, значит, и театр, как назвал и свалку, и самую жизнь Вальтер, покидать было рано. Но было ли это «по тексту пьесы» или искренность уже не получится так легко запереть, облекшись в одежды узника Бастилии.
    - Помилуйте, откуда у меня может быть удивительная жизнь… - с ложной скромностью заметил Вальтер. – Жизнь довольно редко предоставляет нам поводы для того, чтобы даваться диву, но каковы иногда бывают эти поводы… - кот бросил на Констансу долгий взгляд. - Случись со мной в жизни действительно что-нибудь запоминающееся, мне не было бы нужды изливаться перед Вами в стихах.
    - Ах, так это всё ради меня!.. За что же мне такая честь и внимание, разве я его стою? – с иронией отвечала, улыбаясь, Констанса. – Всё это пустое, мой друг. Тем паче, я говорю сейчас совсем не о той истории, которую вы могли бы придумать для Вашей маски, если хотели бы.  Многим тут не занимать краснобайства, тем не менее… лично меня интересует гораздо больше Ваша настоящая, истинная жизнь, которая, мне кажется, могла бы оказаться весьма интересным предметом для обсуждения. Да что с Вами сегодня такое? – кошечку насмешило то, как резко от одного только словосочетания «настоящая жизнь» напрягся Вальтер. – Неужто Вам есть, что скрывать от присутствующих здесь?
    - Мне всегда казалось, что маскарад обычно к откровенности не располагает, - с серьёзным видом заметил Вальтер, но, подумав об этом чуть больше, улыбнулся. – Впрочем, почему бы и не устроить небольшое разглашение секретов? Не одними танцами на этом празднике живы будем… Я думаю, некоторые с радостью поделились бы какими-нибудь своими тайнами – тем, что в жизни и в голову не придёт кому-то рассказать. Постепенно на этом балу становится скучно, а от лап, выделывающих раз за разом танцевальные па скоро и снег растает. Где же обещанные чудеса, которыми так славится племя, на этой свалке живущее? Тем более, если бы Вы поведали мне часть своей истории, я бы не упустил возможность облечь её в поэму. Ведь ваша жизнь, я полагаю, была полна событиями, несмотря на Вашу молодость.
    - Вы явно посещали эту свалку не раз, коли так распространяетесь о чудесах племени, здесь живущего, - заметила Констанса. – И вот вы уже готовы писать для меня оду – это лестно, хотя и не требуется. Вы меня больше интересуете как человек, нежели как поэт. Представьте себе! Всего два или три часа назад я готова была всячески оскорбить Вас за проявленное малодушие и попытку надавить на жалость. Теперь же я вижу, что Вы… чуть больше оригинальны, чем все остальные, - кошечка засмеялась, искренностью своего смеха заставив вновь улыбнуться и самого Вальтера. – Одного я до сих пор не могу в Вас постичь – ну почему же именно жалость? Неужели Вы не нашли, не придумали за отведённый срок иного образа, который мог быть и лучше? Как мне думается, Вы далеко не лишены общения с женщинами…  - слова кошечки звучали практически заговорщически.
    - С женщинами? – Вальтер ни на минуту не забывал, что находится на свалке среди котов, а потому такое внезапное обращение к его человеческому «я» ошеломило кота.
    - Естественно. Я уверена, даже поклясться готова, что Вы – человек. Коты стихов не пишут, особенно таких, - эти слова Констанса сопроводила смешком. – Нет-нет, я не говорю, что они не могут их сочинять, но записать своё произведение им определённо не по силам, – кошечка подошла к Вальтеру поближе. - Ну и не думаете ли Вы, что за маской невинности и лиризма я не могла распознать в Вас искушённую в известном смысле натуру – натуру Дон Жуана? О, я уверена, что Вы редко бывали одиноки; у Вас огромное множество знакомств самых разных степеней и столь же различного плана. Под маской отвергнутого поэта скрывается, как водится, сам Люцифер, не так ли? – в глазах кошечки мелькнул огонёк, не известный маске, но вполне знакомый самому Локонте. Вот только сейчас, на свалке, на краю центральной площадки, где кружатся в танце пары, Микеле не мог ответить таким же взглядом и сопроводить взгляд соответствующими действиями.
    - Всё это звучит, в некотором роде лестно, - отвечал Вальтер, - но я совершенно не могу понять, к чему Вы клоните? - случилось то, чего Мик не ожидал: Констанса решила защититься от него нападением; едва подумав об этом, кот пришёл в ужас, а кошечка уже успела крепко ухватить его за плечи.
    - К чему все эти осады? – продолжала говорить Констанса. – Мне кажется, Вы, как никто другой, должны понимать, что я имею в виду и к чему клоню. На этом празднике ведь не котята собрались, зачем же так ухищряться. Поверь, - это внезапное «ты» резануло слух Локонте ещё сильнее, - достаточно было бы одного-единственного слова, чтобы я всё поняла. Отчего же ты дрожишь? – она просто смеялась над ним, однако успела перейти к более активным действиям и переместила лапы Вальтера себе на талию. – Ведь ты же прекрасно знаешь, что перед твоей пылкой натурой, зачем-то скрывшейся за невинной поэтической маской, не устоит ни одна кошка. Так исправляй ошибки скорее, - тут Вальтер почувствовал, как Констанса провела лапками вниз по спине Вальтера, остановив их, скажем так, у хвоста и переведя всю сцену на новый уровень неприличия. - Я ведь тебя одного ждала и о тебе думала, - с фальшивой страстностью шептала кошечка, - несчастный ты поэт… так уж держи теперь меня крепче, - с этими словами Констанса уже готова была одарить Вальтера страстным поцелуем, но внезапно наступившая на свалке темнота скрыла пикантный момент.
    Воспользовавшись замешательством кошки, Локонте буквально выскользнул на снег из её объятий, избежав поцелуя и… тут же устыдившись собственной паники. «Дурак! Она же пришла прямо к тебе в лапы. Ну ничего, возвращаться на позиции уже поздно…» - Микеле услышал, как тихий и едкий смешок был брошен ему в спину Констансой. Через мгновение загорелся свет, а Вальтер стоял в центре кошачьего «бального зала», рядом с котом, исполнявшим застольную песню, мотив которой, долго не думая, подхватил Вальтер. Но вот курьёз – певец этот уже знаком читателю, это золотистого цвета кот-заговорщик.

    3

    01:10
    Разгар кошачьего рождественского празднества. Что может быть лучше? Скорее всего, только романтика рождественского Лондона, Лондона людей – красота домов, улиц; живописность неба и луны, на этот город взирающей. Мы ещё вернёмся к ней, могу с уверенностью утверждать, что далеко не раз, но сейчас мне следует вновь переместить читателя в маскарадные декорации, временно оставив всякую философию за оградой свалки. Нет уже непробиваемой темноты, в какой мы застали место действия в полночь, нет и каких-то загадочных песен, наполненных сакральным подтекстом, больше подходящим для настоящего Джелли-бала с отправлением самого достойного в слой Хэвисайда, но присутствует всё то же простое и понятное любому состояние счастья от празднества.
    Единственное, что является в данном случае резонным отличием, - алкоголь. Уж как бы мы не уклонялись от этого, как бы не остерегал самого себя всё тот же Дориан, но на основные желания и идеи собравшихся здесь он вряд ли мог повлиять – выставленные перед гостями закуски вкупе с пузырьками честно сделали своё дело. Официоз начала праздника практически полностью испарился – каждый был с каждым (и особенно с каждой) на короткой ноге, уже на «ты», уже по именам, хотя периодически можно было услышать пренебрежительно-шутливые «сударь, мисс, мсье». По крайней мере, такую манеру общения можно было отметить  у тех, кто уже не был полностью трезв. Но находились и уникальные в своём роде личности, демонстративно отвергшие это, в своём роде, искушение. Об этих субъектах уже было говорено достаточно, однако стоит к ним причислить ещё троих, кои и будут героями следующей маскарадной сцены: Тонсчет, Энни и золотистый кот, вызвавшийся быть для сентиментальной пары проводником в атмосферу ничем не сдерживаемого веселья и кутежа.
    В отношении целеустремлённости на этом бале с ним могли бы поспорить разве что Гюсташ и Вальтер, хотя даже они не знали до конца, чего именно хотят и от себя, и от праздника, и от выбранной ими Констансы. Доказательством непродуманности «гениального» плана Вальтера на данную секунду служило его непредвиденное и очень некрасивое отступление. Золотистый же котик успел всё спокойно обдумать, пока его пятнистая соучастница танцевала с Вальтером. Для него было предельно ясно, что воздействовать на Тонсчета и Энни так, как это было запланировано, вряд ли получится, если и почтенная публика не будет доведена до соответствующего состояния – коту выпала возможность самому «нарисовать» декорации к пьесе, писавшейся в это же самое время. Поэтому золотистый на радость всем собравшимся начал уверенно создавать образ бесконечного и не имеющего предела праздника. Он уже подобрал нужную ему музыку, находился в центре танцевальной площадки и с несокрушимой никакими препонами улыбкой обходил собравшихся, периодически заговаривая с различными кружками, а то и обслуживая гостей требуемым провиантом. Ныне читатель может прекрасно представить, какое впечатление всё это, собравшееся в одно время, разом, произвело на Дориана, только что говорившего именно об этом самом времяпровождении. Жаклин же не спешила подчиняться обрушившимся на неё правилам и спустя всего несколько секунд покинула своего защитника, растворившись среди вернувшихся к танцам гостей. В очередной раз топтать на площадке снег не было никакого желания, поэтому «рыжая жердь» (а комплекцию Дориана, как помнит читатель, более метко и менее экспрессивно описать просто невозможно), Дори решил отстраниться от происходящего и просто понаблюдать за тем, что же сотворит золотистый. Тот же, налив себе настойки (но, отметим, не выпив из своей рюмки ни капли) и выждав нужный такт новой мелодии, начал застольную песню, под которую неплохо было бы и тарелки побить. К счастью, гости на данный момент были ещё не так пьяны, да и посуда на свалке, знаете ли, в весьма ограниченном количестве.
    - Лейте реками счастье, веселитесь душою!
    Пусть сегодня невзгоды будут изгнаны прочь!
    Пусть её все запомнят – и запомнят такою –
    Эту вечным весельем сиявшую ночь!

    И огни с темнотою, сладких музык рулады,
    Разговор кавалеров с милым обществом дам –
    Это место улыбок, где всегда и всем рады
    И в котором нежданно побывал и я сам.

    Праздник, пеною лейся дня и ночи лазурных
    И затми своим гвалтом глупый стрёкот часов,
    Ниспошли же поэтам приключений амурных,
    Ведь они маскераду есть основа основ.
    И тут, как водится что-то пошло не так. Из проигрывателя на голову золотистому коту вдруг посыпались аккорды до боли знакомой итальянской песни, а затем он обнаружил себя в паре с каким-то рыжим наглецом, который, чётко держа ритм, утягивал золотистого от его заветной цели – белой кошечки со светло-кремовыми пятнами на шёрстке. Беда в том, что пятнистая помощница уже вытянула на площадку зеленоглазого любителя Роберта Бёрнса и теперь вынуждена была подстраивать, видимо, заготовленный заранее танец под новую аранжировку. Но и это ещё была не вся сцена, ибо откуда-то с третьей стороны в свет, исходивший от фонариков и гирлянд, вышла кошка леопардового окраса и уверенно направилась к отступавшим от неё в танце котам. Достаточно было всего один раз поддаться захлестнувшим эмоциям, чтобы всё с лёгкостью превратилось в фарс.
    - Какого чёрта ты делаешь? – злобно воскликнул золотистый. Было чудесно начать эту маскарадную игру, но коту было совсем неприятно внезапно оказаться в ведомой роли, обнаружить себя частью схожей, но совсем чужой ему игры.
    - Я? – с искренним удивлением спросил Вальтер. Рыжий танцор продолжал выделывать фигуры задними лапами, своими движениями принуждая к тому же и золотистого кота. Большая проблема была в том, что Вальтеру раз за разом приходилось вертеть головой, чтобы видеть, где сейчас кошка, от которой он пытается сбежать, попутно увлекая за собой золотистого. – Пытаюсь выпутаться из одной… щекотливой и внезапно возникшей ситуации. А ты?
    - Хочу… - кот остановил себя на полуслове, - впрочем, тебя это должно волновать мало. И лучше уберись с площадки, тебе и так за этот вечер уделили слишком много времени.
    - Не слишком ли много Вы на себя берёте, сударь? – возмутился Локонте, но не успел присовокупить к своему вопросу какую-нибудь едкую фразу, так как пришлось в срочном порядке пригнуться, дабы не встретиться мордой с задней лапой золотистого кота, которой тот решил ударить Вальтера. – Так ты ещё и – драться? – и тут же наглецу, просившему крепкого удара, была подставлена подножка. Но не так прост был жёлтого цвета авантюрист, ибо успел, покуда падал, ухватить за лапу (или хвост – никто уже не разбирался) Вальтера и повалить его вместе с собой на снег. И вот, когда коты, вскочив и кое-как отряхнувшись от снега, готовы были вцепиться друг другу в глотки, на танцевальной площадке (как никогда эффектно) появилась она.
    Скромная и романтичная натура, какой она предстала пред Гюсташем, Констанса ныне не оставила камня на камне от предыдущего образа. Статная, в меру дерзкая и уверенная в своей красоте – именно такой она вышла из темноты, горделиво пройдясь меж котов, смотревших с ненавистью один на другого. Осознавая выгодность своего положения, она, сделав самостоятельно несколько танцевальных движений, медленным шагом обошла золотистого, невзначай коснувшись его плеча, а затем припала телом к Вальтеру, вновь вводя его в этот странный танец.
    - Вы повели себя недостойно, - проговорила Констанса, покуда они вместе выделывали фигуры, - однако я прощаю Вам этот проступок и хочу дать возможность исправиться.
    - Прощение мне, конечно, лестно, - отвечал Вальтер. На мгновение разговор оборвался, и вот Констанса уже сидела на плече у рыжего кота, - но мне бы хотелось отступить и сейчас, - с этими словами, спустив с себя партнёршу на землю через кувырок, Вальтер передал её сопернику, который тут же пересадил Констансу себе на спину.
    - Не самое лучшее время вы вдвоём выбрали для выяснения… отношений, - дыхание золотистого кота сбилось, и он перешёл на шёпот. – Надо ведь знать хоть какую-то меру.
    - Друг мой, да какая же мера? – с улыбкой отвечала Констанса, давая котам возможность ухватить её за задние лапы и посадить в воздухе на шпагат. Ещё несколько фигур – и вот танцоры стояли в одной линии. Обнимая правой лапкой разгорячившегося танцора, она закинула левую заднюю лапу ему на бедро, но тот резко отторгнул притязания кошечки, вновь, как переходящий кубок, отдав её Вальтеру.
    - Знаете ли, - в глазах Вальтера блеснул огонёк, - мне даже нравится ход Ваших мыслей, - на своей талии Констанса ощутила прикосновение рыжей лапы «поэта». Она, будто пародируя какую-то романтическую сцену, потянулась своей лапкой к золотистому, но её остановил голос Вальтера: - И, всё же, Ваша наглость беспрецедентна, - в этот момент танцевавшая с Вальтером кошечка попыталась сделать какое-то сложное па, но через мгновение поняла, что лежит на снегу, а коты пред нею вновь стояли vis-à-vis.
    - Наглость – второе счастье. Да, Вальтер? – тихо прошипела кошка, медленно поднимаясь со снега, но Вальтер внезапно ушёл в тень, а к ней приближался его противник.
    Мне стоит напомнить читателю, что всё это время аккурат по периметру площадки двигалась, вальсируя с Тонсчетом, пятнистая кошечка, сообщница золотистого. Она силилась как-то осмыслить происходящее, но понимала, что оно не вписывается ни в какие рамки, а главное – это была не та кошка. И ещё – с этой кошкой объявился другой кот. Одним словом, всё шло наперекосяк, и ей оставалось только идти круг за кругом с Тонсчетом, который только и рад был такой возможности для танца, но всё время старался отыскать взглядом Энни. Удалось ему это быстро, и Тонсчет буквально вцепился взглядом в то место, где сидел «этот чудесный котёнок», как он её называл в своём сердце. Лишь этот взгляд кота, полный невыраженного светлого чувства, искренне радовал пятнистую кошечку и вселял в её душу уверенность в том, что дальше всё пойдёт по плану.
    И Энни, искренне недоумевая и стараясь как-нибудь запечатлеть в своём разуме лица танцующих и их действия, внимательно наблюдала за парами. Она видела Тонсчета и понимала его взгляд. Для неё не было важно, что сейчас он танцевал с другой кошкой, ведь физически он был от неё на расстоянии только нескольких шагов, а духовно же – совсем рядом. Затаив дыхание, Энни ждала окончания этой песни и этого танца, чтобы вновь подойти к Тонсчету, набравшись за это короткое время смелости, дабы не застесняться перед ним. Реальность в воображении кошечки вновь соединялась с призрачными грёзами – как он был красив, как ярки были его светло-зелёные глаза, прикованные к ней одной. И тут из темноты донёсся голос:
    - Они забавляют Вас, не так ли? Лично меня – очень, - к Энни подошёл кот с длинной чёрной шерстью. – Можно даже заметить какие-то движения губ. И с каким же остервенением они толкают друг друга!.. – вышедший из мрака Гюсташ произносил всё это с какой-то горькой иронией, постепенно терявшей свой блеск, переходя в обычную остроту. Он всё ещё держал в памяти тот призрачный облик, в котором он застал Констансу, но не мог сопоставить его с той «барышней», показавшейся сейчас на сцене.
    - Ах, - вздохнула Энни и, отведя взгляд от Тонсчета, посмотрела на происходившее в самом центре сцены. Коты, перебрасывавшие свою партнёршу один другому, действительно выглядели очень комично, особенно когда, как показалось Энни, даже тихонечко шипели друг на друга, встав супротив. Кошечка рассмеялась. – Да, они ведут себя очень странно, но скажите, разве то не ваш, - она указала лапкой на Вальтера, - соперник?
    - Как сказать Вам? – задумчиво произнёс Гюсташ. – Сейчас я смотрю на это и думаю, стоит ли подобное соперничество свеч. Уж слишком оно утрированное. Пусть поэт развлекается, раз уж ему угодно. Хотя…
    - Ну… не стоит ведь просто так сидеть здесь, в тени. Вы так грустны, - отвечала Энни, будто уловив тон, с которым говорил кот. – Хотите, следующий танец я станцую с Вами? – спросила она и глубоко смутилась, вспомнив, что желала пригласить Тонсчета. Гюсташ по опустившимся от неловкости ушкам кошечки понял её мысли и добродушно рассмеялся:
    - Нет, что Вы. Ваша забота мне приятна, однако не мне вытаскивать его, - он кивнул в сторону танцевавшего Тонсчета, - из этого актёрского кружка.
    - Да… - улыбнулась Энни. – Он выглядит так, будто его за уши вытянули танцевать.
    - Вполне возможно, - сказал Гюсташ, вспоминая про себя напористость Вальтера и его детскую неотступность. – Мне и поэта жаль тоже, а помочь я ему не в силах. Видимо, - Гюсташ с запозданием ответил на улыбку Энни, - это неизлечимо. Такие они сегодня странные – под масками-то.
    - А я… на Вашем месте я бы поскорее вырвала из их лап эту несчастную, - Энни указала на Констансу.
    - Несчастной она поначалу не выглядела, но Ваша мысль не лишена оснований. Своей страстью к танцевальным фигурам кто-то вскоре останется только с половиной партнёрши, - на очередную высказанную Гюсташем остроту Энни кротко улыбнулась, всем своим естеством ощущая неловкость этой только что произнесённой фразы. – Окончится танец, и я сразу устремлюсь на спасение этой кошечки. Обещаю Вам.
    - Благодарю, - Энни просто ослепила кота счастьем, которое вложило в это слово.
    - Но и от Вас я хотел бы получить обещание – идите на танцевальную площадку за мной и спасайте Вашего… кавалера, - увидев, как резко стушевалась при этом слове кошечка, Гюсташ осёкся: - Прошу прощения. Одним словом, его нужно вызволить из этого бесконечного вальсового тура. Готовы ли Вы это сделать?
    - Я… не могу Вам сказать, ведь я даже… не знаю, как и подойти… - лепетала Энни, но тут её она отвлеклась от своих мыслей и преследовавшей её неловкости, обративши внимание к центральной площадке.
    Картина, представшая взору собравшихся, преисполненная неясного и явно глубоко философского подтекста, была поистине прекрасной композицией для какого-нибудь живописца-импрессиониста. В центре площадки, в снегу и на коленях, упираясь передними лапами в землю и сверля её взглядом, сидела Констанса. По обе стороны от неё в не менее говорящих позах стояли преисполненный раздражения и злобы по отношению к «железной деве» Джелли-бала золотистый кот и потерявшийся и опешивший от произошедшего Вальтер, не знавший теперь куда бежать и где прятаться. Мысль о том, что так долго лелеемый Вальтером в собственной голове план как никогда близок к провалу, пришла к Гюсташу достаточно быстро – следовало действовать. И, пройдя в центр площадки, подняв со снега Констансу и бросив на Вальтера испепеляющий взгляд, он удалился в тень, сопровождая кошечку и аккуратно отряхивая её от снега.
    Вальтер также скрылся в тени. В эту же тень последовал и золотистый, в ней же пропала и вальсировавшая всё это время пара. Но через несколько мгновений, когда зазвучала следующая композиция, на сцену в светло-синеватом свете, покуда были приглушены огни гирлянд, вышли две пары – то были двое, искренне желающие сделать шаг навстречу друг другу, но не находящие для этого соответствующего момента, колеблющиеся, они шли ныне в ритме нового вальса навстречу своей судьбе, ведомые двумя сговорившимися между собой авантюристами.

    4

    01:17
    Эта музыка завораживала, эта музыка пленяла. Она возвышала до неизведанных высот, к Джелли-луне, такой яркой в эту ночь, возвышала затем, чтобы вновь спустить к земному, указывая, что оно не менее прекрасно, чем романтичные небеса. В звуках виолончели, её ритме отзывалась сама Судьба, её тихая и медленная поступь, в такт которой сейчас шли Тонсчет и Энни, столь же тихо сблизившись в танце, столь же незаметно, как и в прошлые разы. Сами собой порвались цепи, сотканные золотистым котом и его пятнистой подружкой, и вот – пары перестроились и, наконец, Энни рядом с ним, а в разуме её сейчас – беспорядок, а в сердце – музыка.
    - И опять мы… вместе. Так странно, - тихо прошептал Тонсчет, ощущая, как зима отступает от их танца, гонимая прочь музыкой, и как по его телу распространяется тепло, исходящее от Энни, передававшееся ему, казалось, вместе со стуком её сердца.
    - Да, - отвечала кошечка. – Мне просто интересно, поговорим ли мы хоть о чём-то до конца или так и будем останавливаться на полуслове? – за спиной, лёгкими струйками проливаясь на площадку из старого магнитофона, выплывали ноты какого-то струнного инструмента.
    - Ну да… - кот замолчал, пытаясь отыскать какую-нибудь другую тему для разговора. – Как продолжается праздник? Все ищут здесь чудес, они тебе, случаем, не попадались? – с улыбкой спросил Тонсчет, чувствуя, как будто бы сам себя задевает этим вопросом.
    - Нет-нет… - сбивчиво отвечала Энни. – Не такая я важная персона, чтобы эти самые чудеса так легко находили меня, - сказано это было, несмотря на кажущийся сарказм, поразительно серьёзно. – То ли дело… - и она кивнула головой куда-то в сторону. Туда, куда по её мнению ушли та странная кошка леопардового окраса и её рыжий компаньон. – Они, должно быть, свои чудеса нашли.
    - Ох, не напоминай, пожалуйста… - тихо проговорил Тонсчет. – Так неприятно, когда тебя вдруг втягивают в танец, да ещё и столь бесцеремонно… да ещё и в такой танец.
    - А мне понравилось, - спокойно отвечала Энни. – Ты чудесно ведёшь.
    - В тот момент я готов был поклясться, что это меня «вели», - смущённо и сопровождая свою фразу смешком проговорил Тонсчет. – Я даже не смог уследить за тем, что происходило в центре площадки. Какие-то падения, приседания, па…
    - Ну да, там тоже танцевали, и очень много, - отвечала Энни. – Два кота то сражались в танце за какую-то кошку, а затем, наоборот, старались один другом перебросить её. Причём делали они это буквально. А в это время вокруг площадки кружили тебя… прости, - тихо смеясь, сказала Энни, почувствовав, как напрягся Тонсчет.
    - Сумасшедшая ночь. И чудеса, и просто какая-то комедия абсурда! – отвечал Тонсчет. Была бы тут хоть капелька чего-то серьёзного, хотя… о чём я, ведь… - тут мордочка кота очень чётко дала понять, что он в чём-то почти проговорился, но вовремя взял себя в лапы.
    - А разве может быть иначе, пока здесь танцуют маски? – с удивлением спросила Энни.
    - Может, определённо может. И должно быть, я думаю, иначе. Пусть я и сам в это до поры до времени не верил, но теперь я уверен, что – может, должно. Всё это зависит только от того, зачем мы сюда пришли.
    - А зачем ты сюда пришёл? – задала следующий вопрос Энни. Тонсчет молчал.
    - До определённого момента, - здесь кот сделал ещё одну паузу, - я думал, что пришёл сюда веселиться. И только лишь. Собственно, даже в письме, мной полученном, было упомянуто только лишь об этом. Веселье – одно лишь веселье. Нет, это не значит, что сейчас я не чувствую радости, просто кажется, будто смысл моего пребывания здесь меняется, меняется кардинально и… вот прямо сейчас, здесь. И я не в силах остановить этой перемены… и даже не хочу её останавливать. А, что наиболее странно, я не знаю, как её точнее назвать… как описать это состояние… - кот вновь замолчал. Он явно подыскивал определение. - Я пришёл сюда за счастьем, - произнёс он тихо, после небольшого раздумья.
    - Ты несчастен? Но ведь ты совсем недавно говорил о том, как тебе нравится всё здесь… - в глазах Энни виднелось нешуточное беспокойство. Она ещё не улавливала мысли кота, не понимала, к чему вёл разговор. Крепло ощущение, что Тонсчет вдруг перешёл на какой-то совершенно незнакомый язык, возможно, понятный ему одному. Это был язык его собственных чувств. Его самого, того, кто сейчас стоял за маской. Энни почувствовала себя стоящей на краю пропасти от этой внезапной встречи с характером, сбросившим маскарадное обличье.
    Шаг за шагом, и каждый шаг сопровождается ударом литавр. Это напоминающий вьюгу вальс, который всё же обжигал танцующих пламенем собственных нот в такт пламени их сердец. Воспоминания осаждали кота, рисуя одну за другой картины его обыденной жизни, этого торжества неопределённости, недомолвки. Его давила мысль о том, что сам он, настоящий, был маской, всё время одной только маской, и сейчас одна маска покрывала собой другую. Но ведь где-то там, под этим слоем лиц должно было быть «Я», требовавшее внимание к себе. Нет, там не пустота, там не может быть её, там – душа, там вдруг – сердце. Оно проснулось именно сейчас, на маскараде. «Красное домино…» Кстати или некстати – Тонсчет ещё не мог окончательно решить.
    - Ты опять поняла меня немного не так, - с улыбкой отвечал кот. – Я смотрю на всё это веселье, этот удивительный праздник; я понимаю, что люди здесь чувствуют счастливыми, им надо такими себя ощущать – и я тоже чувствую эту радость, она передаётся мне. Но, оглядываясь на свою собственную предрождественскую пору, я заметил, что всё время стою на каком-то перепутье. Словно есть какой-то выбор, который всё во мне переменит, а я никак не могу его сделать. И это гнетёт.
    - Знаешь, - вдруг прервала речь кота Энни, - я тебя понимаю, так как последнее время испытываю именно такие чувства. И как же ты… всё это точно сказал… я не нашла бы слов. Желание стремиться к чему-то, что ещё неизведанно – оно ведёт меня за собой и по сей день. Можно сказать, что… - кошечка остановилась и договорила предложение сбивчиво, как бы тоже что-то недосказав: - из-за этого чувства я и оказалась в Лондоне. И на этом бале я, думается, тоже из-за него. Если бы меня что-то не подгоняло, я никогда бы не решилась надеть на себя какую-либо маску, но сегодня вечером я ощутила, что…
    - Что на бале получишь ответы на все свои вопросы, - подытожил Тонсчет, приметив в выражении, остановившемся на мордочке кошки, одновременно испуг и полнейшее подтверждение его слов. – Это ровно то, что чувствовал я, идя сюда. Что сегодня, в эту ночь, обозванную кем-то в шутку Ночью Чудес, наконец-то всё решится, случится нечто, что решит все мои сомнения раз и навсегда, но я боюсь, что…
    - Что это нечто перевернёт всё с ног на голову, разрушит то к чему, ты уже привык. Вечный Кот, сколько раз ты успел передумать это, сколько? – кошечку пугала эта схожесть мыслей, это внезапно открывшееся единство пути. Он – маска, одна только маска, за которой сокрыто существо, ей совершенно неизвестное. Эта мысль была ясна как день, но за ней шла другая – это существо её понимало, причём как никто другой. Мог ли под маской действительно находиться кто-то близкий, кто-то, кого Энни знала? Быстро перебирала она в памяти лица, мордочки, глаза, окрасы, ища подобия. Но этот кот стоял особняком, настолько непроницаемой казалось для неё его маска. В нём был характер, этот характер явно был знаком, но – скрытый, непонятный.
    - И в тот момент, когда мы впервые сошлись в вальсе, меня осенило. Я понял одну простую вещь, которую тогда даже не мог помыслить, а сейчас не нахожу сил произнести. Просто мне вдруг стало понятно, где находится этот момент, где эта самая точка, которую я ищу и которой боюсь больше всего. Это ты, Энни. Многие тратят на это понимание очень долгое время; я потратил несколько часов, но всё равно считаю, что был слишком медленным. И всё это называется одним-единственным, таким простым словом, которого я по-настоящему никогда не говорил, но сейчас…
    - Тонсчет! – практически вскрикнула Энни.
    - Даже сейчас… не сумею его произнести. Мне лучше уйти, Энни. Можешь назвать меня… - но, не договорив до конца, кот ушёл в темноту. «Можешь назвать меня трусом... – доканчивал он свою мысль, - но я не могу, не могу себя признать достойным этого доверия… этого света… здесь», - он ещё раз осмотрел площадку. Кошечка стояла посреди танцевальной площадки, такая же робкая, как синеватый свет, на неё падавший, не понимавшая, что произошло сейчас. Через секунду она тоже скрылась во мраке. По пустой сцене пролетела последняя фраза песни: «…loin du froid de décembre...»
    Через несколько мгновений площадку вновь заполонили уже подвыпившие коты и кошки.

    5

    01:20
    - Я… не понимаю, - тихо проговорил золотистый кот, когда Тонсчет присел рядом с ним. – Что сейчас произошло? – ему не было известно, на добровольных или не очень началах Тонсчет был вытянут на танцевальную площадку пятнистой сообщницей, а потому начинать с котом, с которым он и парой слов не перекинулся, было довольно сложно.
    - Какое Вам до этого дело? – резко отреагировал Тонсчет. – Произошло то, что должно было произойти. И ничего кроме, - «Понятно… кое-кто совершил огромнейшую ошибку и теперь не знает, как загладить нанесённый ею вред. Это ни на что не похоже», - думал золотистый. Как бы ни отгораживался от него Тонсчет, а сыграть на его потребности выговориться сейчас было легко как никогда. В голове кота был ужаснейший сумбур из предыдущих танцев, обрывков разговоров, стихов Бёрнса, ещё каких-то слабо уловимых образов. Ярче всего же был – взгляд, устремлённый на него, и эта детская наивность, с которой обладательница этого взгляда легко принимала каждое его слово. И опять откуда-то из глубины веков пришли два слова – красное домино. Кроме вопроса о том, кто она такая, Тонсчета сейчас более мучил только другой вопрос: «Что я такое после того, как сказал ей подобное?» Одним словом, сейчас нужен был только повод, чтобы кот за несколько фраз вышел на чистую воду. И этот повод был дан золотистым:
    - У Вас, наверное, сложилось ощущение, что на празднике Вы одни. Я полностью понимаю такую иллюзию и знаю, отчего она возникает. Так вот, каждый присутствующий на маскараде становится объектом пристального наблюдения, причём для всех остальных сразу. Ничто не ускользает от взора толпы. И вы, чудесная пара, - на этой фразе кот сделал особенный акцент, - не исключение. Я тоже, как часть толпы, наблюдал за вами. С такой радостью Вы танцевали с этой кошечкой, так непринуждённо с ней болтали. В Вашем последнем танце я наблюдал ту же самую картину… до какого-то момента, когда всё вдруг пошло не так. И теперь Вы сидите здесь, как будто что-то… потеряли.
    - Не говорите, не говорите ничего! – прошипел Тонсчет. – Я не пьян и ещё сохраняю рассудок, но, видит Вечный Кот, скажите ещё хоть что-нибудь, и я Вас ударю!
    - Не стоит на меня тратить сил, - спокойно отвечал золотистый. – И многого просто не надо мне объяснять. Позвольте мне просто дать Вам совет, - кот переходил на какой-то властный и странно-пародийный тон. Можно было предположить, что он читает заученный давно текст: - Я дам Вам этот совет, как… кот коту. Но перед этим хочу задать один лишь вопрос – сознаёте ли Вы, что теряете? Допустим! Допустим, что я не видел того, что сейчас было, что не поверил своим глазам.  Но Вы-то, ради всего доброго в этом мире, Вы-то хоть понимаете, что Вы сейчас упустили?
    - Милую интрижку на одну ночь? Простите, это, может быть, подходит Вам, но не мне. Подобное поведение я как минимум не одобряю, - было видно, что напор золотистого вызывал в Тонсчете определённые размышления, которые не проходили бесследно и восстанавливали порядок в голове кота. Он постепенно остывал, но в нём всё ещё говорило презрение – прежде всего, к самому себе.
    - Вы сами не верите тому, что говорите про себя. Ни один кот из-за «интрижки», как Вы сказали, не будет с таким позором бежать со сцены, когда поставлен туда. Если он, конечно, не полный дурак… но Вы таковым, надеюсь, не являетесь.
    - На том спасибо, - Тонсчет театрально поклонился.
    - Не обижайтесь, пожалуйста, на мои слова.
    - Было бы, на что обижаться… - Тонсчет присел за стоявший неподалёку стол и закрыл мордочку лапами.
    - Поймите же Вы, всё ведь может сложиться не так, как Вам кажется. Вы недостаточно храбры, чтобы сказать всё так, как есть, но – что из этого? Кто из нас самый великий смельчак? Не я, не Вы, раздери Вельземурлыка нас обоих!
    - Это точно, - посмеиваясь, сказал Тонсчет.
    - Значит… натворили Вы глупость и теперь глубоко сожалеете. Разве не поздно ещё исправиться? Безусловно, будь я на месте этой барышни, я бы близко Вас к себе не подпустил до самого конца маскерада, - увидев, сколь кардинально изменилось выражение на мордочке Тонсчета, золотистый спохватился: - Ну полно, полно… она ведь не такая злобная и циничная, как я. Ведь так? – с наигранной улыбкой спросил золотистый, затем между прочим добавил: - Вы так громко разговаривали. Тогда, за столом. И я слышал, как она с Вами говорила. В её душе найдётся милосердие к Вам, я уверяю. Она ведь и сама не так смела, не сможет без Вашей помощи сказать то, что уже (это определённо) давно хочет сняться у неё с языка, - Тонсчет не знал, что ответить на всё это, но через некоторое время нашёлся:
    - Вы хотите сказать, что… а откуда Вы вообще явились, такой добрый? Почему так пристально наблюдали за нами?
    - Нравитесь Вы мне… - с какой-то странной интонацией произнёс золотистый. – Шучу. Просто очень уж мне обидно за такой поворот событий. И за Ваши слова. Вы вот говорите, интрижка – а, может быть, это другое. То, что для одного – интрижка, для другого золотом видится. Вдруг для Вас это всё тоже окажется не одной только интрижкой. Чудесные ночи пусть будут чудесны, но это не значит, что вес они иметь не могут. Правда ведь?
    - Да, это так, - как-то сдавленно отвечал Тонсчет. – Да только храбрость теперь долго не появится…
    - Ну… раз храбрости нет, стало быть, восстанавливать свою репутацию Вы тоже не желаете. Что тут ещё предложить?.. В этом случае нужно только одно – расслабиться. Хоть немного, - чуть ли не в то же мгновение золотистый держал в лапах бутыль с настойкой и пару стаканчиков. Не откажете, надеюсь?
    - Вообще… мне очень не хотелось бы сегодня пить, но… ах, неважно. Наливайте, - обречённо вздохнул Тонсчет.
    - Ну, Ваше здоровье! – сказал радостно золотистый кот. Опрокинув в себя настойку, Тонсчет почувствовал, как её терпкость постепенно переходит в странное тепло в области живота. Ещё немного – и тревога уйдёт… И ночь наконец-то раскрасится теми красками, какими она должна быть вымечена. Пойманный этой мыслью, Тонсчет даже не заметил того, что его «собутыльник» аккуратно и достаточно быстро вылил содержимое своего стаканчика через плечо на снег. «Дело пошло», - подумал про себя золотистый.

    6

    01:45
    Для большинства жителей Лондона ночь уже давным-давно властвовала над городом безраздельно, а потому местечко недалеко от парка Баттерсея было практически безлюдным. Только машины проезжали по дороге (совсем редко), дул прохладный ветерок, и снег хрустел под лапами. Место проведения бала-маскарада уже осталось позади, но в голове Дориана всё ещё звучали чудесные клавишные переливы незнакомой ему композиции, прозвучавшей из старого проигрывателя незадолго до их с Жеки исчезновения с рождественского торжества. Многое переменилось незаметно для Дориана: Жаклин уже не стала скрываться от кота среди танцующих, не пыталась придумать отговорок, дабы отложить или полностью отвернуть навязчивое и совершенно безапелляционное стремление кота, охладить его упрямство. Совсем наоборот, Жеки сама подошла к нему, указала на часы и напомнила об его маленькой идее - проводить вдали от веселья маскарада по пятнадцать минут от каждого часа праздничной ночи.
    Дориан был в стороне и от танцев, и от разговоров, а потому такая перемена в Жеки удивила его. Кот не знал, как легко праздник обратился в рутину, скуку, суету в глазах кошечки. Она охотно танцевала, старалась нести всем и всякому свою жизнерадостность, откликаясь на комплименты один за другим сменявшихся кавалеров, иногда уж слишком навязчивых. Один разговор заменял другой, являвшийся, по сути, повторением первого, обеспеченным лишь только небольшой переменой деталей; маски тоже сменяли одна другую и
    каждая была такой же, как и предыдущая. Один только этот рыжий-полосатый философ с небольшой ноткой ханжества представлялся в толпе даже не магических, а жалких картонных масок чем-то интересным. Конечно, были и особые гости - например, те два кота, организовавшие довольно странный номер, вытягивая из отошедшей к краям площадки толпы собравшихся людей для своего танца, попутно распевая песню на итальянском языке. Но той компании было хорошо "в собственном соку", и в поддержке или помощи Жаклин они нуждались меньше всего.
    - Можем принять человеческий облик? – спросила Жеки. Что-то подсказывало кошечке, что на танцевальную площадку она вернётся ещё нескоро, а потому было бы неплохо сделать эти пятнадцать минут (постепенно превращавшиеся в перспективу далеко не пятнадцати) наиболее комфортными как для неё самой, так и для её молчаливого компаньона. Скрывшись на пару мгновений от посторонних глаз в закоулке, парочка приблизилась к Найн-Элмс-Лейн уже в виде людей. Теперь девушку с короткими чёрными волосами, одетую также во всё чёрное (от обуви и заканчивая беретом и перчатками) сопровождал кутавшийся в явно не гревший коричневый плащ мужчина с прямыми рыже-каштановыми волосами. Не очень аккуратные усы и бородка дополняли весь его помятый и недружелюбный вид.
    - Котом ты выглядел лучше, - с улыбкой заметила Жеки. Дориан только поёжился и что-то недовольно пробурчал под нос. Он и без комментария кошки прекрасно знал о своём неприглядном в данный момент обличье, которое, к его счастью, не так бросалось в глаза в неверном свете фонарей. Жаклин даже смутила эта устойчивая нелюдимость её спутника – в конце концов, он сам предложил ей уйти с бала; но вот они уже оставили свалку, а Дори до сих пор не оттаивает. – Так и будешь молчать, даже здесь распространяя скуку?
    - Давай перейдём дорогу, - будто пропустив вопрос девушки мимо ушей, предложил Дориан. Пара, преодолев оставшиеся метры Крингл-стрит и пересекши Найн-Элмс-Лейн, направилась к автобусной остановке, расположившейся аккурат напротив перекрёстка этих двух улиц. Стряхнув с узкой красной скамейки тонкий слой снега голой рукой, Дориан сел, поморщившись от пронзившего руку холода и обтерев её об край плаща, а затем пригласил Жаклин присесть с ним рядом. Что и говорить, наконец, эти двое были совершенно одни, окружённые приятным молчаливым обществом силуэтов домов, озарённые слегка огнями фонарей и близлежащего светофора; приветствуемые жёлтыми буквами дорожной разметки, расстелившейся рядом с ними на проезжей части и посыпанной снегом. Сквозь призму кошачьего взгляда этот район смотрелся гораздо красивее, ведь практически всё, что является большим для человека, представляется просто грандиозным для кошачьего племени. Дориан поднял к небу глаза – и даже небо теперь, последний его романтический союзник, будто сбросило с себя своё драгоценное одеяние.
    В душе Дори сейчас шла борьба, с ним происходило нечто новое и не изведанное доселе. Ему казалось, что он всё хуже понимает, кто он есть на самом деле: маска, как оказалось, может влиять на того, кто её носит; и теперь Дори не был в полной мере уверен, где заканчивается его характер и интересы и где вступают в силу прихоти маски. Теперь за иллюзией, против которой он так рьяно боролся, пряталось не только его истинное лицо, но и настоящая душа, внезапно обретённая маской; что ещё более парадоксально, именно она, эта маска, породила эту борьбу, воспользовавшись предпосылками, найденными в характере скрытого за ней кота. Когда он успел спасовать? В какой момент случилась эта абсурдная подмена? Раньше, чем Дори попросил у Жаклин пятнадцать минут от каждого часа маскарада; раньше, чем он начал рассуждать о предназначении этого праздника; раньше, чем он решил уединиться с Жеки… По факту, началом всего был его первый танец с кошечкой – в реальной жизни этот кот вряд ли нашёл бы в себе такую смелость. Но это сращение душ становилось ещё более запутанным и оттого болезненным, когда Дориан (в своём стиле, конечно же – использовав контрастный образ там, где его слова были бессильны) указал Жеки на свою симпатию к ней. Чья же всё-таки это была симпатия – его или только лишь маски? Здесь мужчина признал, что это чувство они поделили с иллюзией пополам. Дори уже знал, что за девушка (вернее, кошка) скрывается под этой жизнерадостной маской; и это была та, общество которой было ему приятно и в реальной жизни.
    - Мне нравится мир людей, не скрою, - тихо проговорил Дориан. – Собственно, это весьма логично, так как я человек, но… мне просто кажется, что никогда этот мир не будет так прекрасен для меня, как в эту ночь. Наверное, в первый раз в моей жизни Лондон играет для меня такими красками. Или я не замечал…
    - Или не было повода заметить, - продолжила его мысль Жаклин. Девушка, сняв перчатку, вложила свою ладонь в ладонь Дори. – У тебя сейчас такие холодные руки, - она осеклась, поняв, что слишком резко перевела разговор в другую сторону, а потому быстро вернулась в вольно-романтическое русло, не вынимая своей руки из руки Дориана. – Я и не ожидала, что тебя, твои чувства так легко пробудить лишь парой слов о луне. И вот я уже знаю, что ты наверняка давно знаком с Джелли и был на их бале в прошлом году, но… я до сих пор ломаю голову о том, кто же ты; никак не могу снять с тебя эту маску.
    - Я думаю, что как раз этого делать не надо, - с уверенностью отвечал Дори. Здесь то и вышел на свет его конфликт с маской. – Я боюсь, что как бы много я не говорил (а всё я говорю, как видишь, искренне до самого последнего слова, да), всё это превратится в прах вместе с рассветом. Потому что утром мы уже все будем другими, с жизнями, совершенно отличными от тех, которые мы проживаем сейчас. Меня это пугает, потому что… так мало времени отведено, а мне всё же хотелось бы ещё побыть за этой маской, побыть тем, кем я не являюсь.
    - Это действительно страшно осознать, - сказала Жеки. – Получается, что мы никогда больше не увидим друг друга. Никто не прочитает мне подобной морали, - вымученная шутка повисла в декабрьском воздухе. – Ну, кроме… впрочем, это не важно. Нам дают всего одну ночь без возможности встретить друг друга после маскарада. А я хотела бы этого, Дори, ведь… ты мне нравишься. И я уже не против идти в город – прочь от этого праздника. В конце концов, чего я там не видела? При желании с кошачьей мятой они могли и «пышнее» празднество устроить.
    - Поверь мне, они просто ещё не распробовали всё до конца, но к этому идёт. И да, - молчание, мужчина собирался с духом, - ты тоже нравишься мне, - Дориан выдохнул облачко белого пара. Слишком много всего и сразу за такой короткий промежуток времени. – Я хотел бы поддаться искушению не уехать к себе домой к утру. Тогда я показал бы тебе своё лицо, но какие-то рамки останавливают меня. Потому давай лучше сделаем ярче те часы, которые нам даны, чтобы потом не жалеть о том, что мы больше никогда не сможем восполнить впоследствии. Наши настоящие лица только испортят момент, ведь так?
    - Нет, - тихо прошептала Жеки, а затем ответила: - Похоже, я уже знаю, кто ты. И это мне очень нравится.
    - Что ж, я рад, - отвечал ещё больше смущённый Дори. – Тогда, раз уж мы всё решили и всё поняли, предлагаю больше не задерживаться здесь. Нас ждёт целая ночь, и Лондон распахнул перед нами все свои улицы. Впрочем, - мужчина придвинулся поближе к Жаклин, а тот, кто скрывался за маской, испугался этого жеста, - они открылись для меня в тот момент, когда я увидел кошечку, стоявшую в свете луны и так искренне радовавшуюся. Знай же, Жаклин, что ты самое приятное и одновременно самое грустное, что могло со мной случиться в эту ночь.
    Жеки ничего не ответила. Ей всё казалось, что она слушает слова Дориана, такие лёгкие, невесомые, готовые исчезнуть с первым лучом зари, но видит перед собой совершенно другого – столь милого, столь же скромного, но до боли в сердце знакомого, не желающего, тем не менее, снять маску. «Эта известная мне скромность… зачем же, друг, ты всё время прячешься за ней? – думала девушка. – И на том бале для тебя это было огромным препятствием. Для чего сейчас опять эта маска?..» - Жаклин почувствовала, что ей хотелось бы поцеловать этот образ, мимолётное видение… нет, не поцеловать, но прижаться к его плечу, обнять и не отпускать, чтобы сорвать-таки обе маски. Но картинка растаяла, и перед девушкой вновь сидел Дориан, явно ожидавший хоть какого-то выражения согласия.
    - Ты приятен мне не меньше, Дори. И да, мне тоже грустно, что вот так мы сходимся лишь на одну ночь. Нам туда, - указала Жаклин в сторону светофора, и, поднявшись со скамейки, пара пошла по улице в направлении парка Баттерсея.

    0



    Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно